Криминальные повести
Шрифт:
– Только?
– Преступник же не мог знать о наличии вторых часов в Гошином кармане – механических! А ты предполагал, что часы и бутылку он принес с собой в беседку…
– Стоп! – прервал Широков. – Васнецов и не знал про них. Первоначально для создания алиби задумывалась только петрушка с ограблением. Часы, обнаруженные в Гошином кармане – чистая импровизация на месте действия, приведшая, на беду Костика, к обратному эффекту!
Руслан поразмыслил и согласился с объяснением. Затем огорченно сказал:
– Больше у меня ничего нет… И где Гоша болтался три часа до гибели мы не знаем!
Станислав ободряюще хлопнул парня по плечу.
– Маленький
Широков умолк, наблюдая, какое впечатление эта новость произведет на Руслана. Выдержка, действительно, изменила на этот раз парню, и он даже тихонько присвистнул.
– Понимаешь, лет десять назад в их городе убили человека. Убийцей, как говорили, был сын одного крупного чиновника… Очень крупного! Естественно, чтобы отмазать сыночка шишки властьимущие предприняли разные меры. В результате, козлом отпущения стал приятель убийцы, молодой человек того же возраста, только низшего социального положения. Мокшанский, несомненно, знал всю подноготную, но, будучи председателем местного правосудия, сделал все, чтобы невиновный пострадал во имя интересов дружков. Парнишку приговорили к вышке и привели вскоре приговор в исполнение. В те годы никто не решился поднять протест, но времена меняются! В 86-м Мокшанского выперли с теплого места, хотели возбудить уголовное преследование, да старые связи еще работали. Словом, отделался Михаил Германович легким испугом, пересев в достаточно доходное кресло коммерческого директора крупнейшего завода. Вот такие пироги!
– Сволочь! – откровенно заявил Руслан, сжав пальцы в кулаки. – Какая сволочь!
– Сволочь – не сволочь, а имеет Мокшанский две шикарные квартиры: на себя и на жену; две машины, дачу большую и дачу маленькую, вещи, деньги и тэ пэ! И, заметь, все оформлено на него или Ларису. А родные доченька с сыном – на этом фоне просто нищие!
– Да?
– Точно. Отношения у них с родителями были прямо-таки скверными до последнего времени. Только с год, как что-то начало налаживаться: молодых пустили на Ларисину квартиру, позволяют иногда пользоваться машиной и маленькой дачей. Начались обмены визитами по праздникам. Васнецовы, что ни говори, воспряли духом, хотя Вероника по-прежнему не переносит мачехи, а та платит тем же. Но на людях стараются держаться прилично.
– Вот о Малине, к сожалению, ничего интересного пока нет. Правда, Никита обещал к вечеру еще пошукать, – добавил Широков задумчиво, словно уцепившись за какую-то мысль, мелькнувшую в последний момент.
– И что это нам дает? – спросил Руслан, смешно наморщив лоб. – А, Станислав?
Широков ответил ему невидящим взглядом, зачем-то вскочил, нервно прошелся по зальчику, снова сел и выдал:
– Кажется, я знаю, где искать труп Мокшанского!
– Что искать?! – невольно вскрикнул Руслан так, что мирно дремавшая за стойкой почтальонша встрепенулась и растерянно захлопала совиными глазами.
– Труп Мокшанского!– прошипел почти на ухо Руслану Широков.
Когда же он сообщил, где именно, считает, находится тело, Руслан ошарашенно кивнул и сразу поверил, очевидно, простой логике, что самые невероятные предположения чаще всего оказываются правильными.
Если сказать, что Татьяна Андреевна удивилась приходу перед самым обедом двух рабочих-водопроводчиков, – значит исказить истину: горничная так поразилась, что даже позвонила завхозу санатория проверить, не сон ли это. Удостоверившись в реальности происходящего, Лосева только и сказала мужчинам, что за все годы работы ни разу не слышала, что в подвале здания есть какие-либо коммуникации. По крайней мере, она никогда не замечала даже признаков таковых. В конце концов, смирившись с вторжением в свои владения посторонних, да еще – не очень чистых и грубоватых работяг, женщина предоставила пришельцам самим разбираться, что к чему, и вернулась в служебную комнату, сетуя про себя на неизбежную уборку за нагрянувшими грязнулями.
Водопроводчики бойко принялись за работу: деловито простучали трубы на втором этаже, спустились на первый и заменили пару кранов в туалетах. Потом забрались в кладовку и трудились минут тридцать-сорок: видимо, там оказалось особенно много проблем. Внимательный сторонний наблюдатель непременно бы заметил, что обратно из подвала вылез только один из двух. И более всего поражало то, что он тщательно запер приятеля, а ключ вернул горничной! Но, увы, этого не видел никто, кроме… Станислава, прозябавшего в кресле перед телевизором.
Когда водопроводчик проходил мимо, он едва заметно кивнул Широкову, а тот понимающе прикрыл глаза…
Еще через пару часов на берегу моря под обрывистым берегом, заросшим травой и поджарыми кустами, затормозил микроавтобус голубого цвета. Удивительно, как пробрался он сюда меж огромных валунов и обломков скал, преодолев добрых сто метров по кочкам и ухабам. Из салона машины, на лобовом стекле которой красовалась табличка «спортивная», выбрались пятеро мужчин с чемоданчиком и длинным свертком. Компания потопталась на месте, изучая склон. Один из прибывших заметил в полустах метрах выше и правее мужчину в рабочем комбинезоне, энергично делавшего знаки рукой. Прибывшие выстроились гуськом и поднялись туда, обогнув по дороге солидный зуб песчаника. На небольшой площадке обнаружилась полузасыпанная нора, ведущая в недра берегового монолита.
– Здесь! – коротко сообщил ожидавший второй водопроводчик, устало вытерев рукавом вспотевшее лицо. – Метров триста – нормальных, а потом…
Он только махнул рукой, выключив спрятанную под курткой рацию.
– Сколько всего до… точки?– решил уточнить Фомин.
– Километра два-два с половиной, наверное…
Начальник местного угрозыска достал из кармана фонарь и решительно полез в дыру. Вторым туда же нырнул Широков. Следом протиснулись эксперты с носилками.
Тишина, казалось, давила на уши, а редкие шлепки срывающихся с потолка подземного коридора капель воды лишь подчеркивали неживую пустоту катакомб. Пахло сыростью.
Станислав невольно вздрогнул, когда стоявший рядом оперативник пошевелился в темноте. Но тут же в руках Фомина вспыхнул фонарь, разрисовав причудливыми тенями корявые стены и бугристый потолок. Грот оказался достаточно вместительным, но далее он сужался, превращаясь почти в лаз.
Фомин развернул ветхую на вид бумагу, повертел ее в свете фонарика, хмыкнул и сказал:
– Что ж… Вспомним детство! Когда-то я пацаном шустрил в этих лабиринтах, а нынче и карта есть…
Он критически оглядел лаз и носилки, покачал головой и добавил: