Кристиан Торо. Дилогия
Шрифт:
— С женой? — стал постепенно закипать Рауль. — Это кто же у нас жена.
— Ники, — просто представилась девушка и протянула руку.
— Значит так, — твердо проговорил Рауль. — Или вы мне все тут объясните, или я даже уже не знаю, что…
— Он хочет все посмотреть? — спросила у мужа Ники. — Можно я покажу ему все тут?
— Конечно, — ответил тот. — А я пока покормлю-скотину…
4
— Значит вы теперь фермеры? — уточнил Рауль.
— Мы всегда были фермерами, — удивилась молодая женщина. — А вы откуда?
— Ники, — умоляюще попросил Рауль. — Не пугай меня, очнись!
— Что значит пугать, — задала вопрос девушка.
— А ты не знаешь, — раздраженно выпалил ее собеседник. — Или не помнишь: страх,
— Э-мо-ци-и, — нараспев протянула Ники. — Нет. Не знаю. У нас тут такого нет. Мы работает, спим, едим, разговариваем — живем.
— Нет, — покачал головой Рауль. — Вы не живете! Вы существуете…
— А в чем разница? — вздохнула Ники. — Живем, существуем… Родились, выросли, постарели…
— Хватит, — перебил юноша. — Понятно. Дальше не продолжай. Похоже, я еще не проснулся.
Успокоив себя подобным образом, он отправился с Ники осматривать местность. Затем они пообедали. Потом Марк попросил его помочь ему по хозяйству. Пока Ники варила яблочное повидло, мужчины нарубили дров, сложили в стог сено, убрав его под навес. Затем к ним заглянул Патрик. Он спокойно поведал, что придется, очевидно, машину менять. В гараже сказали, мотору «капец». Затем погрворили о погоде. Прогулялись к реке. Вернувшись, поужинали. Ники села шить, а мужчины вышли на улицу.
На следующее утро они съездили в город. Обыкновенный провинциальный городишко. Церковь, маленькие магазинчики — продуктовый и промышленный, парикмахерская, одноэтажная больница, куда редко кто обращался. У местных жителей не было эмоций, разве что порез или горло заболит.
— А что дальше? — поинтересовался Рауль.
— Хутора, города, реки, горы, пастбища, — равнодушно начал перечислять Марк.
— А дальше? — не унимался друг.
— Не знаю, — пожал плечами Марк.
— А узнать? — с надеждой спросил Рауль.
— Зачем? — поинтересовался заправский фермер. — Нужно урожай убирать, коров и овец кормить, комбайн чинить…
5
Промучившись еще один день у заправских фермеров, Рауль попросил:
— Марк, одолжи мне свою машину.
— Бери, — кивнул тот, даже не поинтересовавшись, когда приятель ему вернет средство передвижения.
— Вы еще вернетесь? — спросила вдруг Ники.
— А что? — с надеждой в голосе произнес Рауль.
— Ничего, — протянула бывшая подружка.
— Ужин готовить на двоих или троих?
— Готовь на троих, — подсказал супруг. — Патрик обещал зайти…
Если Рауль Фокс и собирался что-то найти, то тщетно. Везде было одно и то же. Жители Зазеркалья занимались изо дня в день повседневными делами и заботами. Они равнодушно встречали и провожали нашего путешественника. Странно, но все деревеньки, хутора и городишки были удивительно похожи друг на друга. Словно зеркальные отражения. А их жители напоминали Раулю — Марка, Патрика или Ники. То же равнодушие и молчаливая уверенность, что так надо. Вставать утром, завтракать, работать, обедать, заниматься домашним хозяйством, изредка переговариваясь, общаться с соседями на ничего не значащие темы, ужинать, засыпать. Зачем все это? Этот вопрос даже не возникал. Будто бы одна и та же комната с зеркалами. Та, в которой у мистера Фокса сдали нервы. Монотонность, однообразие, рутина. Даже в природе не было особых изменений. Пять дней светило солнце, два — шел дождь. Выходных не было, одни серые беспросветные будни. Жители Зазеркалья даже не могли сказать, нравится им все это или нет. Какая-то одна большая коммуна, точнее муравейник. Инстинкты! Понял наконец юноша.
Этим существам присущи одни инстинкты и все. Ни светлых мыслей, ни открытий, ни чаяний, ни надежд. Мятежный ветер странствий никогда не залетал в Страну зеркал. Да и вообще никакой ветер не залетал. Для чего? А вдруг он принес бы на своих крыльях чтр- нибудь новое!
Вскоре Раулю стало уже казаться, что он ездит по кругу. Одинаковые лица, одинаковые заботы и дела. Отсутствие каких-либо серьезных проблем. Словно рыбы за стеклом аквариума. Кто-то следил, чтобы в природе не было серьезных катаклизмов. Чтобы поля и сады родили. Чтобы день сменяла ночь. Жители Зазеркалья не знали сильных эмоций. Музыка, танцы, стихи, вино и кое-что покрепче были запрещены. Вернее, их
— Декорации, — заявил вдруг Рауль на третий день. — Удачные и правдоподобные декорации! Я в фойе и представление еще не началось!
— Ты прав, братец, — насмешливо проговорил чей-то голос. Словно из ниоткуда перед ним предстала Паула. — Хочешь увидеть настоящее Зазеркалье? Идем…
Она схватила «незваного родственничка» за руку, и стремительный вихрь втянул их куда-то за собой в один из пространственных тоннелей.
6
Огромный небоскреб одиноко возвышался посреди странного мегаполиса из металла и стекла. Это была компания Паулы Фокс. Там изготовлялись зеркала на все вкусы, размеры и цвета. Жителям периферии, конечно же, трудно было говорить о вкусах, которых у них и в помине не было, скорее уж:, привычка. Но вот обитатели мегаполиса были несколько иные. Прагматичные, рациональные до мозга-и костей, настоящие акулы большого города. Деньги, прибыль, доход, престиж — первые слова, которые услышал здесь вместо приветствия Рауль. Эти же слова юноша слышал потом постоянно, пока находился в Городе Зеркальных Куполов. Городские жители оказались так же бесчувственны, как и жители поселков и деревень. Но у тех была какая-то «пасторальная бесчувственность». Они похожи были на фарфоровые фигурки, не столько украшающие и создающие настроение, сколь дань моде и «пылесборники». Так. Ни уму, ни сердцу. Чтобы было! И все. От обитателей Города Зеркальных Куполов веяло таким ледяным холодом, что к ним даже и подходить близко не хотелось. Нет. Улыбаться они умели, но так надумано и лживо, что лучше уж бы носили маски. Дук соперничества веял повсюду. Только не созидательный, как бывает на соревнованиях, а разрушительный. Главные качества — карьеризм, умение схватить удачу за горло, подставить подножку, быстро продвинуться по служебной лестнице, дикое честолюбие и эгоизм. «Те же животные инстинкты, — с горечью думал Рауль. — Выживает сильнейший, слабый должен погибнуть!» В одну минуту эти существа с легкостью обретали и теряли целые состояния. В отличие от «целомудренной жизни» в деревне, здесь правили бал азартные игры, скачки, казино, горячительные напитки, наркотики, доступные женщины. Правда использовалось все это с несколько иной целью — усыпить противника, по-возможности расслабить его, чтобы потом застать врасплох и раздавить! Взлеты и падения, выигрыши и проигрыши происходили с каменными лицами. «Сегодня ты раздавлен и разбит? Не ной! Поднимайся и борись! Будь всегда на вершине!» — гласил главный лозунг мегаполиса. А зачем, для чего, кому от этого лучше? — лишняя головная боль. Опять же работала привычка быть как все, подчиняться кем-то установленным правилам и беззакониям.
Неделя такой жизни, и Раулю стало казаться: он вернулся в те времена, когда был подростком. Здания из стали и стекла, броские витрины, кричащая реклама, гримасы процветания и богатства — сплошная фальшь и показуха. Внешняя респектабельность и внутренняя пустота. Таков в сущности любой город, одетый в камень и мет. алл, где островки природы робко жмутся в отведенных им урбанизацией уголках. Клоака втягивала в себя и не желала отпускать. Устав барахтаться, начинал погружаться с головой. Не видя выхода, не видя просвета! Зачем благородство, когда мир вокруг так несправедлив? Для чего сражаться с ветряными мельницами? Побывав на дне, вдруг вознестись на вершину славы и успеха! От этого начинала кружиться голова. Жизнь разменивалась, как золотая монетка.
И все начиналось снова. Каждое утро одно и то же. Грязные, шумные, запыленные городские улицы. Люди и машины на фоне громады офисов казались игрушечными. Городская архитектура нависала, давила, уничтожала остатки духовности и природной естественности. Улицы, заполненные ревущими стадами машин, заглатывающих в свои разверзшиеся пасти спешащих на работу существ неопределенного пола. Это был новый вид административных служащих. Вышколенные, исполнительные, молчаливые, легко поддающиеся дрессуре и меняющие мнения, убеждения и взгляды. Строгий костюм, белые манжеты и воротнички, прилизанные, убранные со лба волосы — точный портрет этой разновидности Homo Sapiens.