Кристийна, или Легко ли быть средней сестрой
Шрифт:
Одна только мама отнеслась к бабушкиному овцеводству серьёзно. Зима стояла холодная, и ей очень нравились джемперы и вязаные кофты, но не те, которые продаются в магазинах, а особые, очень красивые; отец говорит, что одна такая кофта стоит четверть автомашины. Сама-то мама не вяжет, зато она хорошо умеет читать и благодаря этому знает всё на свете. От городских знакомых и из сельской библиотеки мама принесла целую кучу журналов, в которых есть что-то про вязание, накупила десяток спиц, некоторые тоненькие, как иголки, а некоторые толще моих пальцев, и начала учиться вязать. Мы с Хелен должны были распускать старые кофты — те, которые когда-то были куплены для Хелен, а сейчас и я из них выросла. Вообще-то
Ниже в нашей семье ничего нельзя держать, так как Имби целыми днями копошится на полу. Ей всё позволено, хотя она даже ползать не научилась! Глядя на Деву, могла бы брать с неё пример, как надо стоять на четвереньках. Мы с Хелен, не говоря уже о маме, пробовали учить малышку ползать, но Имби по-прежнему передвигается по полу сидя. Одну ногу согнёт и положит под попку, а другой отталкивается, как веслом. Хелен однажды сказала маме, что это ненормально, а я решила, что за такое непослушание надо посадить Имби в тюрьму или хотя бы сдать обратно в родильный дом. Но мама возразила, что она и раньше слышала, будто некоторые дети так и не начинают ползать. Но сидя Имби передвигается быстро и тащит в рот всё, что попадается ей на пути. Один раз мы вытащили из её ротика несколько метров зеленой пряжи. С тех пор мама держит банки с шерстью так высоко, как только может.
Я бы радовалась лету, если бы не три «но»: овцы, шерсть и этот младенец. Вечно с ними что-то происходит, все вокруг них суетятся, а мы с дедушкой в эти минуты путаемся под ногами и мешаем всем. Иногда дедушка берёт меня с собой в лес готовить корм для животных. Охотники летом должны заготовить для зверья лиственные веники, потому что если зима окажется холодной и снежной, то косули и лоси в лесу будут голодать. Кто-то ведь и о них должен позаботиться, хотя они не дают шерсти. Возвращаясь из леса, я снимаю одежду, и дедушка поднимает меня на большую бочку, в которой держат ключевую воду, и осматривает, нет ли у меня клещей. Иной раз двух-трех выковыривает. Хелен боится клещей и в лес не ходит: работает в саду, читает или пишет письма подругам.
С утра я не ожидала, что день будет неудачным. Поначалу меня отругали только один раз — за то, что Имби в прихожей лизала подошву дедушкиного охотничьего сапога, а я ей не помешала. Правда, мама спросила, не делает ли Имби чего плохого, но я, видя с каким счастливым лицом ребёнок сидит на коврике и радостно лижет сапог, подумать не могла, что это плохо, ведь от её маленьких зубиков сапогу ничего не сделается. Потом мы с дедом ходили в лес, бабушка приказала нам заготовить веников и посоветовала не слишком торопиться домой, сегодня у неё важный день: она собирается впервые стричь Агнию.
— Пошли-ка отсюда поскорее! — сказал на это дедушка.
Я спросила дедушку, не боится ли он бабушки. Прежде за ним такого не замечалось, но с тех пор, как появились овцы, дедушка стал каким-то опасливым.
Дедушка рассмеялся:
— С чего мне её бояться, мы всю жизнь прожили вместе, и вообще — волков бояться, в лес не ходить! Но, видишь ли, у старушки иногда возникают такие закидоны, от которых, как подсказывает мне жизненный опыт, лучше держаться подальше. Однажды ей взбрело в голову питаться только здоровой и полезной пищей, и мне пришлось тайком бегать в столовую, так как от всяких кашиц и вегетарианских салатов я ослаб, штаны с меня спадали, а в желудке с голодухи постоянно урчало. А сама бабушка от этой пищи отчего-то заметно растолстела: кто знает, может, она тоже кое-что жевала тайком от меня. Прибавка в весе меня и спасла, иначе я кору начал бы грызть или на чужих овец охотиться. Затем ей пришла блажь варить лекарственные чаи, но это длилось недолго: желудок не выдержал! Но я знаю, что сопротивление бесполезно, ничего, кроме скандалов, от этого не будет. Нужно просто подождать, когда у бабушки эта блажь с овцами сама собой пройдёт. Главное, чтобы она во время стрижки не вошла в азарт и пальцы себе не порезала!
Пальцы бабушка не порезала, в этом мы убедились, едва вернулись из леса. Но что-то нехорошее или странное все-таки произошло, потому что когда дедушка спросил, много ли Агния дала шерсти, бабушка загремела горшками у плиты и произнесла только «Уфф!», что, насколько мне известно, ничего не значит. Дедушка подмигнул мне и уставился в тарелку:
— Очень вкусный суп сегодня, прямо тает на языке. Кто варил — ты или сноха?
— Конечно, я, — бабушка явно подобрела, — сноха всё возится со своей пряжей, уж не знаю, что за чудеса она собралась вязать!
Тут вернулся из города папа и сел за стол с таким грустным лицом, как и бабушка, — не посадил меня на колени, не спросил, где мама и Имби.
— Ты, парень, что ли тоже стриг сегодня овец? — спросил дедушка.
— Какие там овцы! — махнул рукой папа. — Со мной самим обращались как с бараном — я был на курсах вождения. Инструктор попался — тот ещё тип! Ничему не учит, не подсказывает, только бранится, да такими словами…
— Ой, папочка, какими словами? — оживилась я, но папа сердито сказал:
— А ребёнку это знать не обязательно! — И с таким остервенением вцепился в ложку, будто гороховый суп варил инструктор.
Тут из комнаты донёсся жуткий грохот и звон, а потом послышался мамин громкий крик и отчаянный плач малышки. Мы бросились в комнату, и папа произнёс несколько слов, которых я прежде не слышала, наверное, их он поднабрался от инструктора. Но на самом деле ничего страшного не произошло. Просто Имби удалось ухватиться за несколько концов пряжи, и все мамины восемь банок с грохотом рухнули с полки. Так вот они вдвоём и сидели на полу, среди осколков и перепутанной пряжи.
— Всё пропало! — вздохнула мама.
Имби, уже было замолчавшая, завопила с новой силой. Но когда папа взял её на руки, она мгновенно умолкла, улыбнулась, схватила папу за нос и довольно закряхтела: «Кяу-кяу».
Собирая спутанную пряжу, мама сказала:
— Связать кофты из шерсти Агнии я, наверное, не успею!
— Ах, да много ли этой шерсти! — сказала бабушка. — Она, шельма, совсем дикая, не дается вычёсывать. Я только чуть-чуть кое-где выстригла, как эта неблагодарная скотина сшибла меня с ног и дала стрекача в лес. И что это за дикая порода такая! Ну, погоди, Агния, только вернись, я тебе покажу!
— Пусть её волки там съедят! — попробовала я развеселить бабушку.
Теперь все накинулись на меня — и злая я, и жестокая, и бессердечная. Наконец дедушка сказал:
— Пошли-ка, Кристийна, на двор! Нас с тобой здесь не понимают!
Сидя на веранде, мы с дедом решили уйти вдвоём жить в лес. Построим землянку, запасёмся грибами и ягодами. У дедушки есть охотничьё ружьё, так что хищников мы можем не бояться. Их шкуры и рога продадим, а на вырученные деньги купим соль, сахар, порох и «фанту». Более тёплые и мягкие шкуры — куньи и лисьи — оставим себе и будем заворачиваться в них, когда наступит зима. А они пусть вычёсывают овец и прядут пряжу — мы будем сидеть в своём уютном жилье у очага и смеяться над всеми овцами в мире. Поделом им!