Кризис и Власть. Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках

Хазин Михаил Леонидович

Перед нами сразу же возникает методологический вопрос: а как правильно выявлять властные группировки? Из теории Власти мы знаем, что такие группировки строятся на основе отношений личной преданности, формируемых в течение длительного времени (как у Стросс-Кана с Жоспеном – со студенческой скамьи), и редко афишируемых на публике. Достоверно установить связь «сюзерен – вассал» можно лишь в самых простых случаях (когда сюзерен непосредственно назначает вассала на какую-либо должность в ситуации отсутствия каких бы то ни было ограничений); если же сюзерен действует через посредников, подобные связи можно лишь предполагать, но весьма затруднительно доказать. Как же тогда можно утверждать, что «мы выявили властную группировку»?

На помощь нам приходит то обстоятельство, что помимо внутренних связей, которые группировка может (и должна!) хранить в тайне, существуют еще и публичные

действия, совершаемые членами группировки в ходе борьбы за те или иные ресурсы. Такие действия члены группировки вынуждены согласовывать между собой, и придерживаться в них единой позиции. За счет этого мы всегда можем приблизительно очертить круг людей, вовлеченных в совместную деятельность по дележу конкретного ресурса. А дальше на первый план выходит биографический анализ: какие связи прослеживаются между этими людьми, какие события в их жизни позволяют заподозрить вассальные отношения, нет ли у них влиятельных, но не «засветившихся» в конкретной операции общих знакомых, и так далее. В случае, если биографическая информация достаточно подробна (как у Квигли в анализе «Круглого стола» [5] ), структура властной группировки довольно быстро проступает через нагромождение фактов.

5

См. Квигли Кэрролл. Англо-американский истеблишмент.

Практик. И самое главное: совершенно невозможно сделать правильные выводы о составе властной группировки на основании рассмотрения «сиюминутной» конфигурации конкретных лиц!

Теоретик. Поэтому мы начнем наш анализ с определения круга людей, публично высказывавшихся на тему «единой глобальной валюты» еще до согласованного «вброса» этой идеи в марте 2009 года. Поиск по «single global currency history» выводит на неплохую обзорную статью, которая вместе с уже известной нам позволяет составить краткий перечень событий, относящихся к «мировой валюте». Впервые о такой валюте сильные мира сего всерьез заговорили еще в 1943 году, при подготовке Бреттон-Вудской конференции. Международные финансы в то время (разгар Второй мировой войны) находились в весьма шатком состоянии: с трудом восстановленный в 1922-го (Генуэзская конференция) золотой стандарт не пережил Великую депрессию (Англия вышла из него в 1931 году, США в 1933-м, континентальная Европа в 1936-м), а на смену ему пришли плавающие валютные курсы, регулируемые лишь неофициальным «тройственным соглашением» США, Англии и Франции 1936 года. По каким курсам отдавать выданные в ходе войны громадные займы, было совершенно непонятно, так что необходимость хоть о чем-то договориться была ясна всем участникам антигитлеровской коалиции (самого Гитлера по понятным причинам проблемы международных финансов уже не интересовали).

Для окончательного оформления достигнутых договоренностей в июле 1944 года представители 44 стран собрались на Бреттон-Вудскую конференцию. Великобритания и США подготовили к ней два разных плана предполагаемой финансовой реформы. Многим известно, что английский план за авторством знаменитого Кейнса как раз и предусматривал создание единой мировой валюты – банкора (от английского bank и французского or – золото):

Банкор стал бы единицей расчетов между странами, то есть в банкорах можно было бы измерять дефицит и профицит внешнеторгового баланса той или иной страны. План Кейнса предусматривал, чтобы каждая страна имела некий предел овердрафта на своем банкоровом счету в Международном расчетном союзе – половину среднего торгового оборота за последний пятилетний период. Для того чтобы обеспечить работоспособность системы, страны-члены союза должны были иметь мощный стимул к тому, чтобы рассчитаться по всем банкоровым счетам к концу года, чтобы не иметь ни задолженности, ни профицита. Но каким был бы этот стимул? Кейнс предложил следующее: страна, накопившая большую задолженность (не менее половины от предельной стоимости овердрафта), начинает платить проценты за пользование счетом. Кроме того, она обязуется девальвировать свою валюту и остановить вывоз капитала. Однако – и в этом заключается главное – Кейнс настоял на том, чтобы под аналогичным давлением были и страны, имеющие большой профицит внешнеторгового баланса. Если страна к концу года имеет профицит величиной более половины от предельной стоимости овердрафта, она также должна платить десятипроцентный

сбор за пользование счетом, а также провести ревальвацию своей валюты и стимулировать вывоз капитала [The Guardian, 18 ноября 2008].

Куда менее известно, что и американский проект, за авторством Уайта, тоже предполагал создание мировой валюты, unitas, с той лишь разницей, что ее предлагалось привязать к золоту. Однако в последний момент верх взяли политические соображения:

Не было никаких публичных обсуждений; предложение просто исчезло из повестки дня. «Всякий раз, когда британцы поднимали этот вопрос [новую мировую валюту], американцы меняли тему разговора», – пишет лорд Роббинс в своем дневнике. Мы можем догадаться, что произошло. Американская делегация потеряла надежду, что положение, включающее в себя мировую валюту, сможет пройти через американский Конгресс и станет разумной политикой в год президентских выборов (1944) [The Guardian, 18 ноября 2008].

Практик. Естественный вывод, очень корреспондирующий с ситуацией после кризиса 1907–1908 годов, созданием ФРС, что международные финансовые элиты не смогли продавить свой план и были вынуждены уступить национальной элите США. Кто возглавлял соответствующие властные группировки в 1944 году, мы частично узнаем ниже (в главе, посвященной Франклину Рузвельту), но результат – налицо. Удивительно, что то же самое противостояние возрождается из года в год на протяжение более юо лет. Отметим, что именно эта живучесть базовых идей и стала причиной появления теории глобальных проектов.

Читатель. А можно ли говорить о том, что аналогичное противостояние происходит и у нас, если под «либералами» понимать тех самых международных финансистов, а под «патриотами» или «силовиками» – национальные элиты?

Практик. При первом приближении – да. Практически нужно понимать, что модели взаимодействия сильно различаются с учетом того, что у них олигархическое устройство власти, а у нас – монархическое.

Теоретик. В результате уже почти согласованный финансистами план не был принят, и в качестве мировой валюты Бреттон-Вудс утвердил хорошо знакомый всем доллар. Банкор оказался забыт на пару десятилетий – до следующего международного финансового кризиса, который, разумеется, не заставил себя долго ждать. Хотя формально «золотой» доллар просуществовал аж до 1971 года, надвигавшийся крах основанной на золоте денежной системы стал очевиден специалистам задолго до этого.

В 1960 году профессор Йельского университета Роберт Триффин сформулировал (в книге «Gold and the Dollar Crisis: The future of convertibility») свой ставший широко известным парадокс. Он анализировал дефицит платежного баланса США, возникший после превращения доллара в мировую резервную валюту (фактически – в «бумажное золото»). США перечисляли зарубежным странам намного больше долларов, чем получали от них товаров и инвестиций, увеличивая тем самым внешний долг; Триффин показал, что такая ситуация неизбежна для любой станы, чья национальная валюта одновременно является и мировой:

Если США устранят платежный дефицит, то международное сообщество лишится основного источника валютных резервов. В результате сократится ликвидность мировой экономики и она попадет в воронку снижающегося спроса. Но если платежный дефицит США сохранится, то возникающий избыток долларов (dollar glut) подорвет доверие к доллару и сделает невозможным сохранение его статуса резервной валюты [Triffin, 1978].

В качестве решения этой проблемы Триффин предложил то же, что и Кейнс, – создать международную расчетную единицу, объем выпуска которой зависел бы от общего размера мировой экономики, а не от золотого запаса или экономического положения отдельной страны. Как видите, идея «мировой валюты» вытаскивается из пыльного ящика каждый раз, когда международная финансовая система оказывается в кризисе (и каждый раз засовывается обратно, когда кризис удается преодолеть другими средствами).

Практик. Отметим, что Триффин озвучил ситуацию публично, но не вызывает сомнений, что участники Бреттон-Вудской конференции отлично эту коллизию понимали еще за 15 с лишним лет до откровения профессора. Просто от многие знания – многие печали, зачем простым людям объяснить про коллизии во власти? Но если доля экономики США в 1944 году составляла более 50 % мировой, то к 1960-му она сократилась примерно до 40 %, и всем было очевидно, что процесс снижения будет продолжаться (сейчас, как мы уже отмечали, она составляет меньше 20 %). Так что финансисты снова попытались вытащить проблему на свет божий, причем уже с использованием приемов публичной политики.