Кризис власти. Воспоминания лидера меньшевиков, депутата II Государственной думы. 1917-1918
Шрифт:
Самое удивительное было то, что, формулируя эти обвинения, Шульгин совершенно не считался с условиями, созданными революцией и развалом старой власти. Он забывал, что революционная интеллигенция, стоявшая в то время во главе советских организаций, только благодаря своей мирной программе, отвечающей стремлениям масс на фронте и в тылу, пользовалась доверием армии и что она использовала это доверие не только для политической кампании в пользу всеобщего мира, но и для того, чтобы восстановлять дисциплину в армии и предохранять фронт от распада. Он забывал, что борьба с аграрными эксцессами велась сколько-нибудь успешно только потому, что революционная демократия, отстаивавшая организованные формы аграрной реформы, всем своим авторитетом противостояла стихийным самочинным действиям крестьянства.
Когда я с места прервал Шульгина вопросом, кого он имеет в виду, формулируя свои обвинения, он не назвал советской демократии, а ответил ссылкой на людей с Петроградской стороны, выступающих «под фирмой Ленина».
Но даже и в применении к Ленину в то время эти утверждения были совершенно неверны, так как Ленин, чувствуя общее враждебное к себе отношение в рядах революционной демократии, вынужден был открещиваться от идеи сепаратного
Но для Шульгина эти обстоятельства не имели никакого значения. На самом деле через голову Ленина он метил в более опасного врага, каковым он считал демократию. Ибо Ленин только проповедовал диктатуру, а советская демократия, по понятиям Шульгина и его окружения, уже осуществила диктатуру в форме, хуже которой они вообразить не могли.
Яркая и сильная речь Шульгина, именно так понятая всеми, произвела большое впечатление и вызвала продолжительную и бурную овацию со стороны большинства депутатов и части публики на хорах.
Я взял слово сейчас же после Шульгина, и мое появление на трибуне было использовано левым сектором Думы и демократически настроенной публикой, заполнявшей ложи и хоры, для еще более бурной овации по адресу советской демократии.
Чтобы показать, каким языком говорили мы перед лицом страны с правыми буржуазными кругами, я приведу здесь, по думской стенограмме, несколько выдержек из моей ответной речи:
«Я прямо начну с ответа на все те вопросы, которые были поставлены здесь депутатом Шульгиным. (Рукоплескания.) Первый его вопрос гласил: обладает ли наше Временное правительство, в честности которого никто не сомневается, всей полнотой власти? Не присутствуем ли мы при картине подрывания этой власти, когда у дверей Временного правительства поставлены часовые, которым оказано: вот буржуи, держите их? Гг., на эти слова я могу ответить словами члена Временного правительства Н. В. Некрасова. Что понимать под полнотой власти? Н. В. Некрасов сказал: не для того русский народ сверг одного самодержца, чтобы поставить двенадцать новых самодержцев. И прежде чем выдвигать это обвинение против всех, кто не хочет рассматривать Временное правительство как двенадцать безответственных самодержцев, депутат Шульгин должен был спросить у самого Временного правительства: как смотрит Временное правительство на свое положение? Я знаю, гг., в тех кругах, к которым принадлежит Шульгин, раздаются обвинения не только против Петроградской стороны, раздаются обвинения против органа, олицетворяющего русскую революцию, – против Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Совет стоит за контроль действий правительства, потому что, являясь могучей демократической организацией, он выражает чаяния широких слоев населения, пролетариата, революционной армии и крестьянства. Положение Временного правительства было бы глубоко затруднительно и в момент революции оно не справилось бы со своей обязанностью, если бы не было этого контроля, если бы не было этого контакта с демократическими элементами. (Рукоплескания.) Член Думы Шульгина сказал: вы говорите народу: вот буржуи, держите их под подозрением. В этой фразе есть доля правды. Мы говорим народу: вот буржуи, вот ответственный орган буржуазии – Временное правительство, но мы добавляем: это тот орган буржуазии, представители той буржуазии, которые на общей демократической платформе условились отстаивать русскую свободу вместе со всей демократией и в этой борьбе решили идти с демократией. (Бурные рукоплескания.)
Гг., когда мы окидываем общим взглядом деятельность четырех Государственных дум, мы видим одну общую черту в их деятельности – их бессилие, их полную беспомощность в деле государственного строительства, ту беспомощность, на которую указал депутат Шульгин. Причину этой беспомощности здесь многие называли. Это были, говорят, трения, несогласия. Да, в Государственной думе были несогласия, они отразили несогласия во всей стране, и эти несогласия были причиной крушения всех прежних революционных попыток. Но, гг., я прошу вас обратить внимание на следующее. Эта часть, левая часть, представляющая демократию, – пролетариат и революционное крестьянство, – эта часть умела сочетать классовый интерес пролетариата с той общей демократической платформой, которая оказалась в настоящую минуту приемлемой для всей страны, и под эту общую демократическую платформу звала всю буржуазию. И если буржуазия не шла раньше под эту платформу, то не потому, что от нее требовали отказа от ее классовых интересов, – нет, от нее требовали революционного осуществления этих интересов. В настоящее время, при блеске русской революции, обнаружилось, что эта платформа была той единственной платформой, которая сплачивает все живые силы страны. И вот, гг., все задачи русской революции, вся ее судьба зависит от того, поймут ли имущие классы, что эта общенародная платформа – не платформа специально пролетарская. У пролетариата есть свои конечные классовые задачи, но во имя этой общедемократической платформы, для которой уже назрели условия, он в настоящее время не приступает к осуществлению своих конечных классовых задач. Сумеют ли подняться на эту высоту и имущие, цензовые элементы? Смогут ли они отбросить свои узкие групповые интересы и стать под эту общую всенародную демократическую платформу? (Рукоплескания.)»
С этой общей точки зрения я подходил и ко всем другим вопросам, поставленным Шульгиным.
По поводу аграрных эксцессов и конфискаций, которые Шульгин, не называя прямо Советов, приписывал все же влиянию советской агитации, я напомнил, что требование перехода земли к крестьянству было не партийно-социалистическим требованием Советов, а давно назревшей общенациональной задачей, которую русская демократия формулировала всякий раз, когда имела возможность свободно высказаться. Выдвигая это же требование, говорил я, Советы всем своим авторитетом стремятся внушить крестьянству, что эта коренная аграрная реформа должна осуществиться не путем самочинных захватов, а в организованных формах, решением Учредительного собрания. Лишь для помещиков, отказывающихся засеивать землю, Советы требуют исключительных мероприятий.
«Депутат Шульгин опрашивает, –
По поводу мирной кампании, которая, по словам Шульгина, являлась источником разложения армии, я напомнил, что эта кампания велась в согласии с представителями армейских организаций, ставших единственным элементом, связующим армию после развала старой власти. Я указал, что при всеобщей жажде мира боеспособность и дисциплина армии могли быть сохранены только внушением армии уверенности, что власть принимает все меры для приближения общего демократического мира.
«Есть единственный способ, – говорил я, – внести разложение и смуту в ряды нашей армии. К сожалению, слова председателя Государственной думы, в начале этого заседания здесь сказанные, посеяли во мне ту же тревогу, какую посеяли слова депутата Шульгина. Есть один способ посеять тревогу в армии, вызвать разложение в армии – это сказать ей: да, народ завоевал свободу, да, народ желает отстаивать эту свободу, защищать свою землю, народ желает пробудить такое же движение в народах других стран для конечного осуществления своих задач, но мы, российская буржуазия, мы будем требовать от Временного правительства, чтобы оно восстановило старые цели войны, восстановило в тех самых формулах, в каких эти цели выдвигал царизм, восстановило формулу разгрома германского империализма, восстановило формулу „все для войны“… Я с величайшим удовольствием слушал речь председателя Временного правительства кн. Львова, который иначе формулировал задачи русской революции и задачи внешней политики. Министр-председатель кн. Львов сказал, что он смотрит на русскую революцию не только как на национальную революцию, что отблеск этой революции уже во всем мире и что во всем мире можно ожидать такого же встречного революционного движения. (Рукоплескания.) Я приветствую эти слова председателя Временного правительства, я в них вижу настроения той части буржуазии, которая пошла на общую демократическую платформу, на соглашение с демократией, и глубоко убежден, что, пока правительство стоит на этом пути, пока оно формулирует цели войны в соответствии с чаяниями всего русского народа, до. тех пор положение Временного правительства прочно, его не расшатают те, с Петроградской стороны, о которых говорил депутат Шульгин, его не расшатают также безответственные круги буржуазии, провоцирующие гражданскую войну. (Рукоплескания.) Здесь депутат Шульгин говорил, какие тревожные дни переживали мы недавно. Но он хотел ответственность за эти тревожные дни взвалить на людей с Петроградской стороны. Об этих людях я скажу особо, но вам скажу: именно те лозунги, которые выдвигал здесь депутат Шульгин, которые нашли свое выражение, к сожалению, в словах председателя четвертой Государственной думы, именно эти лозунги явились как бы сигналом к гражданской междоусобной войне, и Временное правительство обнаружило величайшую государственную мудрость, величайшее понимание момента, когда дало разъяснение своей ноты, устраняющее возможность таких толкований».
Я сказал Шульгину, что позиция, занятая им в вопросах внешней и внутренней политики, свидетельствует не о «глупости» и не об «измене», а о классовой ограниченности, мешающей ему видеть, что пропаганда против демократии является лучшим источником укрепления Ленина и его партии.
Имея в виду поведение Ленина в апрельские дни, я сказал, что утверждения Шульгина, будто Ленин призывает к эксцессам, – клевета.
«Ленин, – говорил я, – ведет идейную, принципиальную пропаганду, и эта пропаганда питается теми безответственными выступлениями, которые совершает депутат Шульгин и многие из числа так называемых умеренных цензовых элементов. Это, конечно, поселяет в некоторой части демократии отчаяние относительно возможности соглашения с буржуазией. Платформа Ленина заключается в том, что, раз в рядах буржуазии такая тенденция, раз буржуазия не способна понять общегосударственные задачи момента, – устранить ее, и пусть Совет Рабочих и Солдатских Депутатов завладеет всей властью. Можно спорить, можно не соглашаться с Лениным – я не соглашаюсь, потому что я глубоко убежден, что идеи депутата Шульгина не могут быть идеями русской буржуазии. Но если бы я хоть на минуту поверил, что эти ваши идеи – идеи всей цензовой буржуазии, то я бы сказал: в России не осталось никакого пути опасения, кроме отчаянной попытки теперь же объявить диктатуру пролетариата и крестьянства. Потому что эти идеи – это и есть единственная реальная опасность гражданской войны. Восторжествуй они в рядах Временного правительства, это было бы сигналом гражданской войны».
И я закончил выражением веры, что победа и укрепление общенациональной революции в России могут пробудить силы демократической революции во всем мире:
«Я думаю, граждане члены Государственной думы, что в итоге этого собрания не должно получиться того впечатления, что в рядах буржуазии смута, что в рядах буржуазии колебания, что в рядах буржуазии заговор с целью подвигнуть Временное правительство на безответственные шаги, ибо я утверждаю, что это было бы началом гибели российской революции, было бы началом гибели всей страны. Пусть Временное правительство стоит на том пути соглашения, на который оно стало, пусть еще решительнее и во внутренней, и во внешней политике будет осуществлять идеалы демократии. В этом случае всей силой своего авторитета, всем своим весом демократия будет поддерживать это революционное Временное правительство, и совместными усилиями всех живых сил страны мы доведем нашу революцию до конца и, быть может, перекинем ее на весь мир. (Бурные рукоплескания слева и в центре.)»