Кризис
Шрифт:
Если проехать еще несколько миль, предприятия химической промышленности исчезают, впрочем, как и вообще становится сомнительной всякая цивилизация. Если бы не разбитое асфальтовое полотно дороги и покрытые графитти указатели, можно было бы подумать, что попал в Эфиопию. Ближайшая заправка – через сто тридцать миль. Главное – не обращать на это внимания. Я-то знаю, что еще минут десять, и возникнет мираж – несколько цементированных, отдающих гигантоманией коробок в стиле кубического соцреализма, бесконечная асфальтированная парковка, и о, счастье, кондиционированный воздух внутри.
О, блаженство, овладевающее путником по мере приближения к стеклянным дверям торгового
Американцы приезжают в подобный торговый центр чтобы развлечься. Это – все равно, как москвичи и гости столицы когда-то ходили в Большой Театр, или в Кремлевский дворец Съездов. Подобная поездка символизирует собой освобождение от скучной жизни, от выжженного пространства. Стоит только нырнуть в сумрачный, прохладный коридор, а дальше… Можно целый день бродить по однообразным магазинам, перебирая сшитые в Китае тряпки, небрежно нацепленные на вешалки. Можно пожирать гамбургеры в Мак-Дональдсе. Только это не тот Мак-Дональдс, который в незапамятные времена открылся на Пушкинской площади. В этом Мак-Дональдсе грязно, за кассой стоит парень с явными признаками симптома Дауна, кетчуп покрывает пластиковые столики и пол, но толпу посетителей неопределенной этнической принадлежности это не смущает. Рядом – кинотеатр с очередными Голливудскими боевиками, а по соседству – зал игровых автоматов. И всюду, подавляя сознание, заставляя чихать и задыхаться – приторный чад жареной кукурузы, ванили, куриного жира.
Организация всенародного обжорства – дело убыточное для семейного бюджета, и закупать продукты приходилось в оптовом магазине, напоминавшем огромный сарай. В этом магазине продавались бесчисленные аксессуары торжеств: пластиковые стаканчики, бумажные скатерти, тарелки, вилки, розовые шмоты мяса, пузатые бутылки водки, в которых стакана недоставало до двух литров, четырехлитровые пластмассовые канистры с соком, и тому подобное. Куда ни направишь взгляд, уходили в бесконечность многоэтажные стеллажи, забитые картонными и пластиковыми коробками, по линолеуму шныряли взад и вперед автопогрузчики, а я, предъявив на входе пластиковую карточку члена кооператива, толкал перед собой металлическую тележку, набивая ее продуктами общества потребления.
Выйдя из такого торгового центра, на секунду вдыхаешь горячий воздух, выпускаешь из легких едкий запах синтетики, подгоревших гамбургеров, потом проклинаешь все на свете, снова начинаешь обливаться потом, обжигаешь руки об машину, швыряешь покупки в плавящийся багажник, и говоришь:
Я ненавижу Америку!
Благословен ты, район, в котором я живу. Нажимая на газ, запросто обгоняешь никелированные американские гиганты выпуска шестидесятых годов, пересекаешь выжженные горы, и выруливаешь на мост через залив. Залив в это время года как раз начинает гнить, от его берегов несется вонь, напоминающая аромат компостной ямы, в которую вылили полтора литра духов «Красная Москва». Заплатив свои три доллара за проезд по мосту, ты несешься, уйдя в левую полосу, ускорившись до ста пятидесяти километров в час и подпрыгивая на бетонных швах. Причина, по которой ускорение это возможно, весьма проста: полиции здесь никогда не бывает.
На другом берегу начинается самый страшный участок моего путешествия – район бедноты. И не просто американской бедноты, раскормленных женщин с поросячьими глазками, скуластых мужиков, толкающих перед собой коляски со скарбом и пустыми бутылками, извлеченными из мусорных ящиков. Нет, эта беднота страшнее, она – черная. Не знающая законов, вообще какой-либо нормальной жизни, и потому – беспредельная. В прошлом году моего знакомого, милого, бородатого, немного не от мира сего изобретателя из Москвы начала семидесятых годов, доктора технических наук и автора двух десятков патентов, в этом районе вытащили из машины, избили, и потом застрелили. Еще один из моих приятелей случайно попал сюда, спутав выезд с автострады, у него была новенькая машина, скромный малолитражный «Фордик», но и он вызывал классовую ненависть у местных обитателей. Короче, знакомый мой был избит металлическими прутьями и навсегда остался парализованным. Памятуя о страшных судьбах соотечественников, я включаю кондиционер, нажимаю на кнопочку автоматического запирания дверей, и перестраиваюсь в правый ряд, дабы не раздражать аборигенов, совершающих невообразимые автомобильные маневры.
У обочины стоит полиция, окна автомобиля разбиты, на тротуаре лежит тот, кому не повезло. Еще немного, два светофора осталось… Ура!!! Да здравствуют цивилизация, природа, здравый смысл. Дорога становится гладкой, по обоим сторонам ее глаз проезжающего ласкают виллы, окруженные пальмовыми садами и цветущими беседками, еще полторы мили – и я въеду в родной квартирный комплекс.
Даже воздух здесь прохладен. Голубой бассейн приветливо рябит, пуская зайчики на цементном заборе с колючей проволокой, отгораживающем жильцов от непрошенных посетителей из внешнего мира.
– Наконец-то – супруга, по своему обыкновению, недовольна. – И где тебя столько времени носило? Все купил?
– Купил, купил. Дорого, конечно…
– Ты с ума сошел? Нет, вы только на него посмотрите! Тебе делать нечего, только кормить этих дармоедов? Ну-ка показывай, чего ты там притащил!
– Да не кипятись ты. Все-таки друзья. И потом, неудобно – все нас зовут к себе, угощают… Мясо, выпивка, закуски, знаешь, ведь все один к одному складывается.
– Ну конечно, – жена, поджав губы, изучала чек. – Курицу твои дружки жрать не будут, куда там, ты баранину взял. А она почти в три раза дороже. И еще, зачем ты снова купил целый блок сигарет?
– Да они же там дешевле, – мне до смерти надоело оправдываться. – И вообще, отстань ты от меня, мой день рождения, что хочу – то и покупаю.
– Ты – идиот! Тебя ждет плохой конец, вот что я тебе скажу. Ты умрешь под забором от цирроза печени, или от рака легких, а скорее всего и от того, и от другого. Ты разоряешь семью, транжиришь деньги направо и налево. Ну как же, я так и знала, ты и водочкой не забыл запастись. Двадцать долларов пиши-пропало!
– Послушай, хватит скандалить. Двадцать долларов стоит громадная бутылка, если я куплю обычную в супермаркете, она обойдется в пятнадцать.
– Вот только этого не надо! Ты мне лапшу на уши не вешай, я сама видела, такая же бутылка «Смирновской», стоит не двадцать, а двенадцать баксов.
– Да ее же пить нельзя, это отрава, неудобно даже будет на стол поставить.
– Стеснительный какой нашелся! Я тебе сейчас посчитаю, сейчас.. Водка, сигареты, еще если бы ты купил курицу… Мог бы при желании сэкономить, твои дружки по пьяни ничего бы даже не заметили. Сто долларов… Несколько таких вечеринок, и подарил бы мне колье из изумрудов, такое же, как у Жанны. Чем она лучше меня?