Кризис
Шрифт:
— Слишком у тебя все просто, Минерва. Бэз Эф-Ти — не дискриминатор. Во-первых, у него мозгов не хватит додуматься до такого…
— А во-вторых?
— А во-вторых — это наши старые друзья из Комитета по исследованиям и внедрениям. Мы уже не воюем, но продолжаем проводить для них испытания. Взять, к примеру, новый вычислительный процессор…
Несколько секунд они молчали, думая об одном и том же.
— СИГИЗМУНД, — изрек Рой. — Кстати, не знаешь, как это расшифровывается?
— Не знаю, Рой, откуда мне знать? Я же говорю — никто в этом чертовом учебном заведении мне ничего не рассказывает.
— Даже о последних событиях?
— Единственное, что я от них услышала: «Об этой войне больше ни слова!» Я один раз нарушила приказ, но, думаю, пронесло.
— Да уж. Не стоит раздражать хорьков. Теперь, когда они вроде как на нашей стороне.
— Ну это… вопрос спорный, — произнесла Минерва, тщательно взвешивая каждое слово. — Временами я думаю: может быть, проект «Огненный мороз» был совсем не такой плохой идеей, как нам тогда казалось?
— УНТЕРНЕХМУНГ ЭНДОЛСУНГ, — процедил Рой. — Нет, дорогая моя, это был дрянной планчик. Мы воевали с их солдатами, а не с гражданским населением.
— «ВНИМАНИЕ, ОПАСНОЕ СБЛИЖЕНИЕ!» — прозвучали до боли знакомые слова, и на мониторе тренажера появилось изображение стремительно приближающегося дредноута. Рой обреченно наблюдал за происходящим. Гиллибранд, словно пьяный музыкант, произвел над клавиатурой пульта какие-то невообразимые пассы; кабина тренажера качнулась вправо, и главный монитор изобразил, как миллионнотонная махина дредноута проплыла мимо.
— Неплохо, — резюмировал голос в наушниках. — Определенно, перспективный парень.
— Только вот никак не могу понять, в чем именно состоит его перспектива, — усмехнувшись, заметил Рой. — Умственные способности никогда не играли особой роли в семействе Гиллибракдов. Для них интеллект — дело второстепенное. Причем любой — и полководческий, и искусственный.
— Как и для любой милитаристской династии, — добавила Минерва слащаво-ядовитым голосом. — Например, для Малинов, для Мартинов, для Молесвор…
— «ВНИМАНИЕ — ОБЩАЯ ТРЕВОГА! ВНИМАНИЕ — ОБЩАЯ ТРЕВОГА!» — внезапно завопил динамик.
Рой даже подскочил в кресле. До сих пор чертова штуковина говорила только то, что Рой заложил в программу. А сейчас — мало того, что в программе не было этого сигнала — вслед за ним раздался такой дикий вой сирены, будто небеса начали рушиться им на головы. Также внезапно сигнал прервался, закашлялся, словно подавившийся кот, потом в динамике зазвучал голос полковника Бэзила Фотерингтона-Томаса. Это было кое-что похуже, чем сирена.
— Курсанты и преподаватели Академии космического Флота! Периметровые сенсоры зарегистрировали перемещение на дальних подступах. На опознавательный запрос объекты не отвечают. По всей видимости, мы имеем дело с внезапной атакой противника. Не более чем через двадцать минут они будут на расстоянии прицельного выстрела. Объявляю боевую готовность на станциях… («Станциях, станциях, станциях…» — эхом повторил ревербератор.)
Рой часто заморгал, потом покосился на курсантов. Те, как ни удивительно, отреагировали на сообщение с весьма похвальным спокойствием — Гиллибранд даже не забыл переключить тренажер на нейтральный режим. Рой перевел взгляд на зрительную линзу Минервы — если бы она была человеком, это называлось бы «посмотреть прямо в глаза».
— Внезапная атака неприятеля, — произнес он. — Допустим. А какого неприятеля?
Вопрос был по существу. Халианские хорьки не просто отдали себя на милость победителей — Альянса и Флота — их высший совет официально объявил: враг, который оказался так силен, что смог их сокрушить, больше не является врагом и достоин всемерной поддержки.
Так что сейчас космическое пространство бороздили объединенные эскадры Флота и хорьков.
Возможно, это и было одной из главных причин удаления ветеранов прошлой войны Роя и Минервы из прифронтовой зоны. Не слишком разборчивая стрельба в случае чего могла поставить под угрозу едва зародившийся союз. А этого не хотела ни одна из сторон, особенно теперь, когда приходилось иметь дело с Синдикатом…
Минерва была первым кораблем с искусственным мозгом, которому довелось столкнуться с судами Синдиката. И если бы не очередной эксперимент Комитета по исследованиям и внедрениям (в рамках которого искусственный мозг корабля-разведчика пересадили мощному крейсеру), ни она, ни Рой так и не сообщили бы об этом свидании в штаб…
— Что скажешь? — подмигнул Рой. — Похоже, придется обходиться собственными силами!
Ирисовая диафрагма зрительной линзы Минервы сузилась и вновь расширилась. В свое время Минерва настояла, чтобы ей оставили старомодную ирисовую систему и не смели менять ее на фототропический фильтр, иначе стало бы невозможно моргать.
— Почему бы и нет? — хмыкнула она. — Детки пощекочут себе нервы. Эта однообразная тренировочная программа им наверняка осточертела.
Рой был слишком хорошо воспитан, чтобы потребовать уточнений. Искусственный мозг имел в запасе интонации голоса, которые резали как бритва, и ему вовсе не хотелось снова испытать на себе их действие.
Хотя излюбленным образом Минервы была чопорная старая дева, в отдельных случаях она мгновенно превращалась в матерого боцмана, сыплющего отборными флотскими ругательствами. Это неизменно производило глубокое впечатление на старших преподавателей, которые не слыхивали бранного слова с тех пор, как надели на воротнички золотисто-красные петлицы. Они даже подпрыгивали, получив такой отличный словесный пинок. Впрочем, Рой заметил, что и на курсантов брань Минервы действует сходным образом.
— Все слышали приказ полковника? — спросил он, не оборачиваясь. И вдруг, резко развернув кресло, вонзил испепеляющий взор в растерянных мальчишек. — На станции объявлена боевая готовность. Так какого дьявола вы сидите?!
Его слова произвели эффект взрыва петарды в муравейнике или падения бомбы мощностью в килотонну в расположение основных сил хорьков. На мгновение все остолбенели, а потом бросились кто куда. Благо, на корабле класса «Валгалла» — нынешней инкарнации Минервы — места для забега было предостаточно. Рой представил себе, какую реакцию вызвал бы подобный приказ у команды его прежнего корабля-разведчика класса «Олимпус», и поспешил закрыть ладонью рот, чтобы скрыть хохот. Корабли «Олимпус» называли «лодками любви», причем это было самое мягкое из прозвищ.