Шрифт:
Глава 1.
ЗАЧЕМ ВЫ, ДЕВОЧКИ, КРАСИВЫХ ЛЮБИТЕ?
Любить супермена очень нелегко. Теперь я это доподлинно знаю, а прежде, провожая взглядом красивого мужчину, втайне вздыхала: «И ведь к кому-то он идет, и какая-то женщина открывает ему дверь, целует, млея от счастья, а он шепчет ей на ухо замечательные благоглупости». Счастливица, она может смотреть в его аквамариновые глаза, пока ей не надоест (да разве такое надоедает?!), а потому вся ее жизнь сплошной праздник и сладкая идиллия, которую даже малоромантичные занятия вроде штопки носков не в состоянии омрачить. Так думала я, но не мне вам рассказывать, что мечты и реальность всегда находятся в разных
Короче говоря, народная мудрость «Мужчина должен быть чуть-чуть красивее обезьяны» не для меня писана, потому что мне подавай Алена Делона, и ничуть не меньше. Жаль только, сами Алены Делоны редко удостаивают меня своим вниманием, если и подарят взглядом, то вскользь, мимоходом, и в их глазах нетрудно прочесть:
«А это что такое маленькое и незаметное? Просто мышка под буфетом».
Тимур был первым красавцем, задержавшим на мне свой взор дольше одной тысячной доли секунды, и этого с лихвой хватило, чтобы я влюбилась в него отныне и до веку. К тому же он не просто так на меня посмотрел, а еще и улыбнулся, а если бы вы знали, какая у него улыбка! А все остальное! Высокий, статный, спортивный, с породистым лицом гардемарина, одно слово — супермен. Помню, я страшно растерялась и выронила из рук папку со служебными документами, которые весело разлетелись в разные стороны, будто стая голубей, а Тимур наклонился, собрал с пола все до последнего листочка, с шутливой торжественностью вручил их мне и лукаво подмигнул:
— Ах, какая очаровательная дюймовочка!
И меня впервые в жизни не покоробил такой комплимент, при том, что обычно я встречаю их в штыки. Только не подумайте, будто я отъявленная феминистка, ну, из тех, что затевают скандалы, когда мужчины подают им пальто в гардеробе, со мной все намного проще — у меня застарелый комплекс, причина которого в моем невысоком росте. Какие мелочи, скажет кто-то, а вот и нет, потому что теперешняя жизнь словно специально предназначена в основном для топ-моделей. Даже при устройстве на работу смотрят не столько на деловые качества, сколько на внешность, предпочитая так называемую европейскую. Чтобы рост — метр восемьдесят, а ноги от коренных зубов; одна моя знакомая даже утверждает, что за длину ног полагается особая доплата, чуть ли не по сто долларов за каждые десять сантиметров. Я хоть и не особо в это верю, но все же втайне утешаюсь тем, что у долговязых красоток размер обуви сорок третий, а у меня тридцать четвертый, и из моей туфли при желании вполне можно пить шампанское.
Второй раз мы встретились почти как старые друзья — у Тимура были дела в рекламном агентстве, в котором я работаю, и он без особенных усилий заполучил мой домашний телефон. А еще через неделю ввалился ко мне без всякого приглашения, но с охапкой оранжевых герберов и бутылкой красного вина. Стоит ли уточнять, что, когда он выразил желание остаться до утра, я не стала чинить ему препятствий. Только не делайте большие глаза, ну знала я, знала, что он женат — было бы странно, если бы такой мужчина оставался бесхозным, — и тем не менее я совсем не распутная, а всего лишь влюбленная. Маленькая, кроткая и не самая красивая женщина, горячо влюбленная в супермена.
И потом… С женой у него не очень ладилось, иначе стал бы он ходить на сторону? Типичная история: женился в девятнадцать лет на ровеснице, чувства со временем притупились, в развестись мужества не хватает, а может, совесть не позволяет. Все-таки сорокалетний мужчина и сорокалетняя женщина — далеко не одно и то же, особенно если последняя отягощена целым набором хронических болезней, а Тимуров случай именно такой. Но я же не какая-нибудь мегера, а потому принимала своего супермена в любом виде и ничего от него не требовала. До того ужасного дня…
Не знаю, что на меня нашло, может, не с той ноги встала, может, нелады на работе сказались, но тогда мы впервые поругались. Строго говоря, это и не ссора была, потому что Тимур выслушал мои упреки молча, не предприняв ни единой попытки оправдаться. Получалось, что я скандалила сама с собой, а мой супермен при этом только присутствовал. Мне бы остановиться, а я распалялась все больше и больше и в конце концов завела совершенно постыдную волынку:
— Сколько это может продолжаться? Я так больше не могу: ты приходишь, когда тебе вздумается, уходишь, ничего не обещая, а я все жду, жду… Неизвестно чего…
— А ты не жди, — совершенно спокойно посоветовал Тимур, повязывая перед зеркалом дорогой галстук, безупречно подобранный в тон к костюму, и, очень даже возможно, подобранный его женой, к которой он уходил от меня без тени сомнений!
— А-а-а… Вот и не буду! — выпалила я отчаянно, чувствуя, как земной шар под моими ногами завертелся в обратную сторону и того гляди сменит орбиту. — Не буду я тебя ждать, учти!
— Ну тогда я ушел, — будничным тоном объявил Тимур и чмокнул меня в макушку. Он не сказал «навсегда», но сердце мое оторвалось и полетело в тартарары вслед за земным шаром.
И он ушел. Скорее всего я бы бросилась за ним, если бы только у меня доставало сил, но, так как они меня покинули, я со сдавленным стоном опустилась на пол и уставилась в черную дыру, образовавшуюся после Тимурова ухода. Дыру, которую мне нечем было заполнить, сколько бы я ни старалась. Посидев так минут пять, я рухнула ниц и заскулила, как побитая собачонка. Было ясно, что Тимур ко мне больше не вернется, я сама, сама прогнала его!
Не помню, сколько я так пролежала, но когда поднялась, лицо мое распухло от слез, а голова — от тяжких раздумий. Меня буквально раздирало на части от противоречивых желаний: то я была близка к тому, чтобы достать из нафталина изрядно полинялый флаг женской гордости и, сцепив зубы, пережить эту потерю, то отчаянно боролась с соблазном немедленно позвонить Тимуру и умолять его забыть мои упреки. Борьба, между прочим, была неравной, потому что в прихожей еще не успел рассеяться запах его одеколона, и я бросилась к телефону. Офис Тимуровой фирмы упорно молчал, дома же трубку подняла жена, отозвавшаяся равнодушным голосом:
«Да?» Бросив трубку на рычаг, я громко разревелась. Что я натворила, что я натворила, идиотка несчастная!
Всю ночь я ворочалась в постели, будто на горячих углях, а едва продрав глаза, снова принялась звонить Тимуру на работу. На этот раз мне ответила секретарша, зло и раздраженно (еще бы, я беспокоила ее без семи минут девять, когда она на вполне законных основаниях припудривала себе нос!).
— Можно Тимура м-м-м Алексеевича? — пролепетала я, робко откашлявшись.
— Его нет, — отрезала эта стерва и дала отбой.
Я пятнадцать минут просидела на полу, прижав к груди противно пикающую трубку, потом снова набрала номер фирмы. Ответ был аналогичным, тон секретарши — тоже. Повторив эту процедуру раз пять в течение часа, я с трудом заставила себя подняться с пола, одеться и отправиться в родное рекламное агентство. Оттуда я несколько раз пыталась дозвониться до своего супермена, но все безуспешно: теперь номер был постоянно занят. Можете себе представить, что я чувствовала, хотя в целом день прошел еще туда-сюда. Хоть я и не отношу себя к трудоголикам, но согласна с их мудрым наблюдением, что работа — универсальное средство если не от СПИДа, то, по крайней мере, от очень многих напастей. Я бы даже сравнила ее с местным наркозом. Женщины, которым приходилось делать аборты, хорошо знают, что это такое. Вкалывают в вену обезболивающее, и ты вырубаешься, но только наполовину, и возникает странное ощущение, будто тебя обшивают фанерой, после чего принимаются пилить тупой ножовкой. Так и я полдня провела на переговорах, точно в деревянном ящике, ножовка боли взвизгивала совсем рядом, но я прилежно водила ручкой по блокноту, думая об одном, об одном…