Кролик разбогател
Шрифт:
— Дай-ка мне взглянуть на твою книжку, — просит Гарри и, не вылезая из глубокого кресла, протягивает руку, благо она длинная.
Нельсон раздраженно швыряет ему пухлую зеленую брошюру — руководство по торговле автомобилями, написанное приятелем старика Спрингера, у которого магазин в Паоли. Гарри раза два заглядывал в нее, речь там идет главным образом о горячем воздухе: как можно увеличить подачу его в районе Филадельфии.
— Тут столько всего порассказано, — говорит он Нельсону, — чего тебе и не нужно знать.
— Я пытаюсь разобраться, — говорит Нельсон, — в финансовой стороне дела.
— А вот тут все очень просто. Банку принадлежат новые
— Да, понял.
— А теперь ты мне скажи, зачем ты хочешь все это знать?
— Просто интересно.
— Тебе бы следовало интересоваться этим, когда был жив твой дедушка Спрингер — вот потолковал бы ты с ним. Он этого дерьма наглотался вдоволь. К тому времени, когда покупатель решал купить у него машину, бедняга был уже убежден, что грабит старика Фреда, тогда как на самом деле эта сделка напоминала паутину. Решив получить у «Тойоты» право на продажу машин, Фред потребовал, чтобы ему дали также место под площадку в шестьдесят тысяч футов, заросшее сорняком, потом он пригласил подрядчика, которому в свое время сделал одолжение, чтобы тот выложил это место плитами и соорудил на них неизолированное строение. Ведь наш магазин до сих пор невозможно зимой обогреть — ты бы слышал, как ругается Мэнни.
— А он когда-нибудь пытался скручивать показания счетчика? — спрашивает Нельсон.
— Откуда тебе такое известно?
— Из книжки.
— Ну-у... — А не так это и плохо, думает Гарри, разговаривать с парнем о серьезных вещах под шум дождя. Он сам не знает, почему его так раздражает то, что парень читает. Точно он замышляет какую-то гадость. Говорят, надо поощрять чтение, но ни разу еще никто не сказал почему. — Видишь ли, скручивать счетчик — это уголовщина. Но в старые времена, когда механик возился с приборной доской, отвертка вполне могла соскользнуть у него на счетчик. Так или иначе, люди, покупающие подержанную машину, знают, что это лотерея. Машина может пройти двадцать тысяч миль без сучка и задоринки, а может случиться и так, что завтра у нее взорвется двигатель. Кто знает? Я видел машины с огромным износом, которые бегали как новенькие. Взять «фольксваген-жук»: его просто невозможно прикончить. Корпус может так проржаветь,
— Я ведь уже говорил тебе, папа, что она мне не подружка, а приятельница. Неужели нельзя дружить с женщиной?
— Попытайся — проверь на собственном опыте. Как же в таком случае она согласилась двинуть сюда с тобой?
Терпение Нельсона на пределе, но Гарри решает продолжать наступление, а то ведь, играя в молчанку, ничего не узнаешь.
— Ей нужно было смыться из Колорадо, — говорит Нельсон, — а я ехал на восток и сказал ей, что в доме у моей бабки полно пустых комнат. Она ведь вам не мешает, верно?
— Нет, она даже сумела очаровать старушку Бесси. А что там было, в Колорадо, почему ей надо было смыться?
— О, знаешь ли, пристал к ней непутевый парень, а ей захотелось собраться с мыслями.
Дождь вновь затягивает свою песню — изо всех сил колотит по тонким стеклам. Кролику всегда нравилось сидеть в доме, когда идет дождь. Черепица на крыше, стекло не толще картона предохраняют его, не давая промокнуть...
Гарри осторожно спрашивает:
— А ты знаешь, с кем она проводит время?
— Да, пап, и ты его тоже знаешь.
— Билли Фоснахт?
— Еще одна попытка. Бери постарше. Бери в греческом направлении.
— О Господи! Да ты шутишь! Этот старый мерин?
Нельсон смотрит на отца настороженно — он ехидно замер. Он не смеется, хотя мог бы. Он поясняет:
— Он позвонил в «Блинный дом» и пригласил ее, и она подумала: а почему бы и нет? Ты не можешь не согласиться, что здесь довольно скучно. Он пригласил ее просто поужинать. Она не обещала лечь с ним потом. Вся беда вашего поколения, пап, в том, что вы способны думать только в одном плане.
— Чарли Ставрос! — произносит Гарри, думая о том, как повернуть разговор. Похоже, что малый настроен пооткровенничать. И Кролик, осмелев, продолжает:
— Ты помнишь, он ведь встречался какое-то время с твоей матерью.
— Помню. Но все вокруг, похоже, об этом забыли. Вам, похоже, вполне уютно живется.
— Времена меняются. А ты считаешь, что мы не должны жить уютно?
Нельсон фыркает, усаживается поглубже на старый диван.
— Мне на это ровным счетом наплевать. Это не моя жизнь.
— Она была и твоей, — говорит Гарри. — Ты же был тут. Мне тебя было жаль, Нельсон, но я ничего не мог придумать. Эта бедняжка Джилл...
— Папа...
— Знаешь, умер Ушлый. Убили в Филадельфии при перестрелке. Кто-то прислал мне вырезку.
— Мама писала мне об этом. Ничего удивительного. Он же был сумасшедший.
— И да и нет. Знаешь, он говорил, что через десять лет умрет. У него действительно был некий...
— Пап! Давай прекратим этот разговор.
— О'кей. Мне все равно. Конечно.
Дождь. Такой славный, такой упорный. В саду крошечные кусочки земли под салатом и скособочившимися листьями бобов, перфорированными японскими жуками, темнеют, намокая, а листья над ними блестят, с них скатывается влага, и они разделяют с овощами тайную силу дождя. Взгляд Кролика отрывается от упрямо замкнутого лица Нельсона и вновь обращается к журналу. Лучший тип тостера на четыре ломтика, читает он, тот, у которого отдельная регулировка на каждую пару тостов. Ставрос и Мелани — кто бы мог подумать? Недаром Чарли все говорил, что ему нравится, как она держится.