Кромешник
Шрифт:
– Местный жаргон. Не дураки и не растяпы.
– Акклиматизировался, да?… Ещё вопросы, просьбы?
– Не имею.
– Ну, тогда прощаться пора. Что увидел – доложу. Больше – хорошего, если тебе интересно знать. Генерал въедливый такой, впечатления будет слушать, не только факты… Моя старуха настряпала по этому случаю, возьми с собой. Все проверено по канонам, ничего лишнего и незаконного. Скажешь – от тётки Фелиции, сестры отца. Бери, она вкусно готовит. Видишь – какое через неё пузо наедено… Давай лапу – и успехов тебе!…
На зоне миновал год. Гек раздваивался на тактику и стратегию: приходилось выстраивать каждый день, решая бесчисленное множество проблем
Ушастый, Арбуз, Сторож и Гнедые действовали здесь вахтовым методом, сменяя друг друга, а Фант торчал почти постоянно, отлучаясь в Бабилон лишь за техническими надобностями. Парень, поощряемый в записках похвалами шефа, явно задумал поставить под тотальный следящий колпак всю крупную и мелкую городскую знать. Он подстригся, стал одеваться прилично, чтобы не привлекать внимание окружающих, а числился инженером-ремонтником в мелкой фирме-филиале из хозяйства Тони Сторожа.
Гек сумел отбить ещё один барак, пятый по номеру. Победа далась тяжело: в промзоне для пятого отряда локалку было никак не выгородить, после жестокой расправы со скуржавыми в рабочее время последовал не менее жестокий ответ с опускаловом и со смертями. Деморализованные фраты и новобранцы из пятого отряда категорически отказались идти на работу, где их ждала скуржавая месть. А заработков, тем не менее, лишаться никто не хотел. Но это было полбеды – есть свободные мощности в своих цехах; плохо то, что санчасть, БУР, помывка, клуб – все принадлежало скуржавым. Это весьма осложняло жизнь восставшим, а вина за это лежала, по разумению простого народа, на новых вождях, то есть персонально на Геке.
Время шло, и все чаще приходили ему в голову мысли, что зря он все это затеял. Жизнь проходит впустую. Какое там к черту удовлетворение – такими темпами можно сто лет пробороться за справедливость в одной, отдельно взятой слепой кишке. Уже тридцатник разменян, а на душе – пустота. Малявы пиши, дураков разнимай, лягавых подмазывай – и все? Эх, хорошо бы вот так: пожрал, стиры пометал, телевизор посмотрел, с бабой оттянулся – и спать. А назавтра и послезавтра то же самое. И так до конца, не думая, не сожалея… Человечество – стадо скотов, я – человек, следовательно, мне не должно быть чуждо ничто человеческое. Да оно, похоже, и будет через пару-тройку лет, если доживу… Кругом сельва. Тысячелетия звери, птицы и деревья жили своей жизнью, даже без карт и телевизора: пожрать и размножиться – вот и все дела. Но ведь в чистоте жили: трупы съедят, дерьмо склюют – природа. Мы же где появимся, там все и опаскудим. За зоной сплошная гниющая помойка, города в кольце таких же свалок. Зверьё ушло, остались только помойные голуби – педерасты среди птиц. Разве что насекомые-кровососы и глисты ещё не оставили человечество своей любовью. И крысы… Ох и твари, а какое сходство в повадках… Если буддисты правы, то понятно, куда переселяются человеческие души… Убери человека – и крысы почти все исчезнут, и голуби, и клопы… Останется земля-матушка, будет себе вращаться вокруг солнца, не считая оборотов, да ждать, пока следующая пакость не подцепит эволюционный вирус.
Гек вздохнул. Пора вставать на утренний развод, а там и завтрак, а потом и дела… Скуржавые явно готовились к решительным действиям, чтобы в один прекрасный (для них) миг или вечер выполоть все сорняки в трех Гековых бараках. Возможности революционного мятежа в пользу Гека были полностью исчерпаны; скуржавые усилили контроль за настроениями в массах, но в то же время ослабили пресс по отношению к трудилам, поприжались с беспределом. У Гека, через агентуру внутри и снаружи, всюду глаза и уши, везде полно сочувствующих, да только бунтовать нынче никто не желает… Замочат Гекову шайку – все в прежних размерах восстановят, даже ежу понятно, а все равно – рисковать своим скудным «сегодня» не хотят. Такова сидельческая мудрость: сегодня хреново – а завтра хуже будет.
А скуржавые думают о грядущем, и светлое «завтра» видится им отнюдь без Гека. Не иначе – подготавливают они Варфоломеевскую ночь, забывая о том, что гугеноты в данном случаи – они. Просто их больше. Гека давно уже осенила идея, как продвинуть процесс восстановления «чёрного» порядка, надо только угрохать массу сил и нервов, чтобы все аккуратно подготовить. И денег, естественно… На подготовку операции Гек тратил «вольные» деньги; зонный общак весь до пенса шёл на общественные нужды, иначе авторитет подмокнет – зажрался, скажут…
Во время очередной помывки скуржавые ухитрились взять в плен и уволочь в душевую двух нетаков из третьего барака. Там, на мокром кафельном полу, обоих изнасиловали «хором», после чего выбросили наружу, даже убивать не стали. Один нетак в тот же вечер прямо на больничной койке вскрылся, наложил на себя руки. Другой предпочёл жить в позоре. Его пока никто не шпынял, в память о былом, но бывшие старые товарищи не заговаривали с ним, вообще не замечали, чтобы их не заподозрили в сочувствии к пидору, пусть и невольному… Скуржавые с хохотом кричали из-за колючек, обещали, что все три барака станут «женскими», без пощады, называли по именам тех, кто первыми наденет юбочки. Многие, особенно фраты, были сильно деморализованы: скуржавые не шутят; слухи о будущей большой расправе проникли в каждое ухо каждого сидельца…
Гек понял, что время пришло. Да и пора было начинать – операция была готова, взрывчатка завезена, два карабина с глушителями и оптикой – под полом…
Через трое суток, после отбоя, Сим-Сим, Дукат, главнетак пятого барака, угловые всех трех бараков и пристяжь помельче созвали всю блатную и рабочую аристократию в барак Ларея. На столе расстелили одеяло. Ларей, как всегда угрюмый, разулся, влез босиком на стол и толкнул краткую речугу.
– Люди! Нетаки, честные фраты и трудилы! Сами знаете, что творит и что замышляет скуржавая нечисть против вас… Что?… Ошибаешься, приятель, и против вас! Ещё раз перебьёшь – лично рыло надвое раздерну. Не трогать! – парнишка пошутил…
Пятидесятилетний «парнишка»-кладовщик из пятого барака испуганно замолк, кусая дурацкий свой язык…
– Вы меня знаете, я мирный и спокойный человек, не люблю доводить дело до крови… – Народ слушал, не осмеливаясь даже на улыбку.
– …Но дальше терпеть такое невозможно. И я, Стив Ларей, говорю вам, что не долее чем через месяц ровно зона перестанет быть скуржавой и проклятие будет с неё снято. Век мне воли не видать, если это не так! – Ларей перекрестился. – Лягавым буду! – И опять перекрестился.
– И я не забуду тех, кто мне в этом поможет. – С этими словами Ларей поклонился собравшимся и слез со стола. Митинг был окончен…
Пахан побожился прилюдно и демонстративно – это серьёзно. На весы брошены репутация, авторитет и сама жизнь. Как он это собирается сделать?
Приближённые Гека хоть и не божились, но понимали, что их будущее полностью связано с будущим шефа: он громыхнется – и им всем конец, ситуацию будет не удержать. Поэтому отступников и «камышовщиков» не было – все изъявили готовность идти до конца. Сим-Сим, Дукат, Сухан (новый адъютант Гека), ещё двое необходимых в замысле ребят знали больше других, но время «Ч» и им было неизвестно.