Кронштадт-Таллин-Ленинград. Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг.
Шрифт:
Высадили коменданта на мол и обратно. Навстречу ветру и волне это оказалось, потруднее. Добирались не менее получаса, порядком устали и с непривычки мозоли на ладонях натерли.
В 17.30 снова сели на шлюпку в том же составе. У троих, в том числе и у меня, ладони были забинтованы. До мола дошли минут за 20. Коменданта еще не было. Старшина велел мне выбраться на мол и, как только увижу коменданта, просигналить ему семафором руками, что шлюпка здесь. Стеллажи ящиков на стенке еще стояли, только их накрыли брезентом. Минут через 15 заметил идущего по стенка коменданта и стал ему писать: «Шлюпка здесь».
Повторил раза три, пока он не заметил и не дал рукой отмашку, что понял. В шлюпке он сказал, что скоро к нам подведут плавучий док и два плавучих крана, которые мы должны отбуксировать в Кронштадт. Охраны, кроме ведущего БТЩ, никакой.
За прошедшие 5 часов
Поздно вечером два буксира подтащили к нам большой плавучий док. К одному концу дока были вплотную пришвартованы два больших плавучих крана. Я представлял, что это такое, но вблизи не видел. И был поражен размерами дока – длина не меньше нашего «Суур-Тылла», шире раза в 1,5, высота боковых стенок на уровне нашего мостика. Размеры кранов тоже впечатляли и метров на 10-15 возвышались над боковыми стенками дока. Подали на док два буксирных троса на боковые кнехты и вытравили их на всю возможную длину, чтобы уменьшить давление воды от наших винтов на его широкую, так сказать, носовую часть корпуса. Нашему капитану еще не приходилось буксировать такие объекты и было видно, что его такой переход беспокоит. Он считает, что больше 5 узлов с таким грузом мы дать не сможем. Старшина спросил у коменданта, будет ли какая-нибудь противолодочная защита. Ведь док – хорошая цель для подводной лодки. Ответ: «В штабе сказали, что и так дойдем».
Часов в 17 двинулись в Кронштадт.
Не знаю, откуда такая уверенность была у штабных работников, но мы почти за двое суток дошли без каких-либо приключений. Ничего не могу вспомнить об этом переходе, кроме того, что все здорово устали. Капитан и комендант почти не спали. Кроме меня, на мостике на другом крыле постоянно находился по очереди кто- нибудь из наших. Я днем поспал немного на деревянном диванчике на правом крыле мостика.
11 июля. Пятница. Кронштадт – Ленинград, «Большой серый дом»
Часов в 12 встали на Восточном Рейде Кронштадта. Вскоре два буксира забрали у нас док и краны и потащили их в гавань, а нам часов в 8 вечера дали команду следовать в Ленинградский порт и ждать указаний.
В Ленинградской порт пришли почти в 21 час и встали к причалу юго-восточной лесной стенки, т.е. почти в самой глубине порта. Не знаю, нам ли отвели это место или его выбрал комендант, т.к. от этого места ближе всего было добраться через южную проходную порта к остановке трамвая №8. Его концевая остановка была на углу улицы Калинина и Поварухина. Главные северные ворота в порт были значительно дальше. Комендант с капитаном ушли по каким-то делам в город до утра. Старшим остался старшина Кожин. После вечернего чая, т.е. после 21 часа, я поднялся на мостик, чтобы «обозреть окрестности». Вечер был тихий, теплый. С той стороны стенки, где отшвартовались мы, не было больше ни одного судна. А на всей стенке, во всю ее почти километровую длину, были уложены в большие штабеля бревна из отборного хвойного леса. Между штабелями интервалы для проезда товарных платформ и подъезда погрузчиков. Этот лес, очевидно, предназначался для экспорта, может быть даже и для Германии. С мостика корабля было видно, что над громадами штабелей леса по другую сторону лесной стенки возвышаются надстройки, трубы и мачты какого-то корабля. Судя по окраске надстроек – военного. Но какого – я не мог понять.
На стенке ни души. Решил сойти на берег и просто побродить по стенке, около штабелей. Бескозырка осталась в кубрике. Сейчас можно и без нее обойтись. Прошел немного вглубь стенки. Штабели, штабели, и больше ничего интересного. Вдруг недалеко от меня на один из штабелей села большая стая воробьев, весело чирикая. Не пришло умнее мысли, как желание запустить в них чем-нибудь. Поискал глазами на земле вокруг и увидел небольшой булыжник, чуть побольше куриного яйца. Но стоило мне поднять камень – вся стая сорвалась и отлетела метров на 50. Я, не спеша, двинулся к ней. И вдруг меня кто-то окликнул с акцентом: «Товарищ»! Смотрю, молодой матрос из нашей команды, но не эстонец, а латыш, который почти не понимал и не разговаривал на корабле по-русски. Подошел ко мне и, показывая рукой в направлении корабля, что стоит на противоположной стороне лесной стенки, говорит только два слова по-русски: «Корабль. Товарищ». Я понял его однозначно: на том корабле у него товарищ. И он предлагает пойти к этому кораблю. До корабля метров 200-250. Почему не дойти? Пошли. Лавируя между штабелями бревен, вышли на открытую причальную часть стенки вблизи от кормы корабля. Его борта, окрашенные в шаровый цвет, каким красят борта боевых кораблей, высоко возвышались над причальной стенкой. Три высокие элегантные трубы свидетельствовали о солидном возрасте корабля.
Учебное судно «Комсомолец»
С верхней палубы корабля на стенку был подан трап, около которого на стенке стоял краснофлотец с винтовкой, а на палубе у трапа – вахтенный краснофлотец со «рцами» на левом рукаве фланелевой и, наверное, дежурный по кораблю старший лейтенант тоже со «рцами». Все трое с любопытством наблюдали за нами, пока мы шли вдоль борта, приближаясь к трапу. Вид у нас был не то, чтобы уж очень живописный, но в данном месте и в данное время немного необычный: молодой парень в какой-то рабочей куртке зарубежного фасона и мальчишка в краснофлотской форме без бескозырки, а носок левого ботинка перевязан бечевкой, чтобы подметка не болталась, идут, нахально рассматривая военный корабль. Это в военное-то время. Пусть в торговом, но в порту, где посторонних не должно быть. Да еще в комендантский час! Когда по городу после 22 часов без специальных пропусков появляться было запрещено. Но мы-то не знали ни о комендантском часе, ни о том, что уже 22.30. Часов нет, а ночи-то в Ленинграде летом белые.
Как только мы поравнялись с трапом, с верху с палубы громкая команда: «Стой! Стоять на месте!» Это нам, а затем часовому у трапа: «Часовой, не разрешать задержанным отходить от трапа!». Часовой взял винтовку наперевес. Стоим, ждем. Дежурный по кораблю куда-то ушел. А я, наконец, вспомнил, что это за корабль. «Комсомолец»! Учебный корабль Балтийского флота, на котором проходят морскую практику курсанты военно-морских училищ. Наверное, они сейчас готовятся отходить ко сну.
Минут через 10 на палубе появился старший лейтенант уже без «рцов», но с пистолетом, болтающимся сзади под синим кителем. С ним краснофлотец с винтовкой. Оба спустились на стенку. «Вы арестованы!» – объявил он нам. «Кто вы и откуда, как сюда попали?» Отвечаю, что я краснофлотец-сигнальщик с «Суур-Тылла», который стоит по другую сторону стенки. Вон его мачты и трубы за штабелями торчат. А этот парень – матрос команды. Он по-русски почти не говорит, но, показывая в вашу сторону, все повторял: «корабль, товарищ». Я и подумал, что у него на этом корабле товарищ. Теперь я в этом сомневаюсь. И предложил старшему лейтенанту довести нас до нашего судна и убедиться, что мы с него. Но старлей сказал, что мы пойдем с ним. «Куда?» «Куда надо». Спросил: «Оружие есть?» Есть, отвечаю, винтовка на корабле. Похлопал по нашим карманам и скомандовал: «За мной, на расстоянии 5 шагов, не отставать. Часовой в 5 метрах сзади задержанных».
Зашагали к основанию лесной стенки в сторону города. В начале стенки перешли на железнодорожное полотно и зашагали по шпалам. А у меня в правой руке булыжник, который я так и не успел швырнуть в воробьев. Если старлей увидит его у меня, то можно догадаться, что он подумает о назначении этого камня. Надо как-то от него избавиться. Останавливаюсь, наклоняюсь и начинаю подтягивать бечевку на ботинке с оторванной подметкой и осторожно кладу камень рядом с ботинком. Охранник- краснофлотец сочувственно смотрит на мою обувку.
Минут 10 ходьбы по шпалам, и мы у закрытых ворот и проходной в порт. Старлей заходит в проходную, мы остаемся ждать. Латыш явно обеспокоен случившимся. Спрашивает у меня: «Товарищ, куда?» Я скрещиваю перед лицом четыре пальца, изображая тюремную решетку, затем руками изображаю, как целятся из винтовки, правым указательным пальцем нажимаю невидимый курок и правой ладонью делаю отмашку и уточняю: «Капут!». На лице латыша кислая улыбка. Наш охранник смеется. А латышу, чувствую, не до шуток. Его можно понять. Минут через 5 появляется старший лейтенант и машет нам – проходите!