Кронштадт
Шрифт:
Старуха Ишваргань, прозванная так за то, что из всего принятого у нео получеловеческого лексикона использовала лишь слова «ишь» и «варгань отсюда», встретила одноглазого властителя Новоселок не то чтобы приветливо, но и без особой вражды. Еще загодя услышав шаги, выбралась из лесной хижины, загнала под корни еще не уснувших ручных змей. Подбоченясь, встала, зорко осматривая гостя глубокопосаженными подслеповатыми глазками.
– Здравствуй, бабуся, – вежливо поздоровался одноглазый, подойдя к хижине.
Ишваргань покивала:
– И
– Спросить хочу, – скупо осклабился гость.
Старуха ухмыльнулась:
– Все хотят, ишь…
– Не за так… – в конечности одноглазого сверкнула золотая монета.
– Поди, медяха? – недоверчиво прищурилась Ишваргань.
– Обижаешь! – гость обиженно почмокал губами. – Хочешь – дам?
– Ишь! А за что, однако?
– Погода нужна.
– Погода всем нужна, варганишь?
– На три дня, бабка. Всего лишь на три дня. Но – точно.
– А когда я неточно предсказывала? Ишь, варганятся тут… шыпуны, мхх!
– Ну ладно, ладно, не гневайся, – золотой «сеятель» незаметно перекочевал в корявую старушечью ладонь. – Скажи только.
– Гадать буду, ишь, – скупо кивнула старуха. – Непростое то дело – варгань. Кровь хоммута нужна… и кабанье мясо. Много!
– Все будет, бабуся. Прикажу – тотчас же принесут. Ты только погоду поведай.
Одноглазый ушел от гадательницы часа через три. Ушел озадаченным: хорошую погоду старуха предсказала только на пару дней. А потом – «ветра буйные, волны бурные, шторма, шторма!». А чего другого ожидать в ноябре-то? Конечно, штормов, непогоды. Что ж… за два дня вполне можно успеть. Кронштадт – вот он, рядом. Что тут плыть-то? Союзничков не забыть предупредить, сказать, чтоб поторапливались. Пока нужны белоглазые… пока.
Задуманному королевой шоу нужны были зрители, и Дайна не стала больше никого убивать. Просто обездвижила пленников ловкими ударами. Знала, куда бить и как. Алексию же на всякий случай связала – та не очень-то подчинялась чужим мыслям, все ж таки – Мастер Поля. А вот Кир, Кирилл, милый мальчик, хороший оказался, податливый. Как и все хомо. Его-то и привязать к себе, рабом верным сделать… или нет? Как пойдет. Лучше убить всех. Не сразу, но и не очень затягивая. Натешиться, наиграться – и убить.
– Уважаемые господа зрители, представление начинается! – хлопнув в ладоши, Дайна дурашливо поклонилась и, с неожиданной силой швырнув на пол связанную Алексию, коротко ударила девушку выхваченным у какой-то исторической фигуры кнутом.
Лекса закусила губу. Кирилл дернулся и с ужасом понял, что не может сделать и шага.
Повернувшись, белоглазая красавица подошла к нему и провела пальцем по губам:
– Ты ведь меня любишь, милый Кир, правда? Я ведь тебе нравлюсь, давно. Не отрицай, не надо. Не лги себе… и ей… Что ты так смотришь? Не нравится, что я ее ударила? Так бей сам! На!
Сверкнув взором, Дайна протянула десятнику хлыст и приказала:
– Бей!
Кирилл стиснул зубы, напрягся, невероятным усилием воли не позволяя себе исполнить приказ… И почувствовал, как в голове его что-то взорвалось, обожгло мозги. Ярко, яростно, хлестко!
Юноша не удержался на ногах, упал.
– Ах, вы же пьяны, мой милый гость! – с холодной улыбкой принялась издеваться Дайна. – Как же вас пустили в ложу такого? Ничего, сейчас будем трезветь. Сейчас, сейчас, быстро… А знаешь, я что-то проголодалась. Есть хочу, прямо не могу вся! В театре ведь должен быть буфет, верно? И здесь есть. Где же… Ах, вот он! Прямо здесь…
Белоглазая королева одним рывком поставила на ноги Лексу и открыла рот. Нет, не рот – усеянную острейшими клыками пасть хищной плотоядной твари! Клацнула, с наслаждением вырвав из предплечья девушки кровавый кусок. Лекса дернулась, закричала от боли. А Кир все пытался встать на ноги, защитить, избавить от твари… увы! Ничего не выходило… Ни-че-го!
Дайна явно наслаждалась. Ее холодная красота исчезла; невообразимо обаятельная красотка превратилась в злобное чудовище с белыми бельмами-глазами и капающей из раскрытой клыкастой пасти кровью.
Наслаждения своего будущая королева и не скрывала, не считала нужным. Да и перед кем? Перед этим… мясом? Именно мясом, – ведь забаву уже пора заканчивать и заняться более насущными делами. Пусть Стефан погиб, – есть Балтазар, тоже привязанный и еще вчера назначенный покойным командором своим заместителем. Значит, надо будет просто…
Ах, как извивалась от боли эта зеленоглазая сучка! Больше не кричала, лишь закусила до крови губу – гордая! Гордая? А что, если содрать с тебя кожу да сделать из нее чучело в лучших традициях придурочного папаши? Неплохая идея… Сделать это на глазах у всех и в первую очередь…
Слева что-то дернулось, и из-за манекенов выглянуло самое настоящее чучело в разноцветных лохмотьях, с красной, покрытой гнойными язвами рожей и белыми выпученными глазами. В руках красавец держал непонятную хрень, – то ли укороченное ружье, то ли шланг с раструбом для полива растений.
Дайна не успела ничего предпринять. Оборванец гнусно ухмыльнулся, и из раструба вдруг вылетел огонь, неудержимо яростное желтое пламя!
Нет, белоглазой королеве огонь не причинил вреда, – увернулась, отпрыгнула. Но все существо ее вдруг пронзил страх, полузабытый ужас из детских кошмарных снов. Дайна хорошо помнила, как ее жгли, как обуглился от нестерпимого жара кокон… Выжила она тогда лишь чудом. А ее братья и сестры погибли, сгорели в адовом пламени дотла.
И вот этот страх снова вернулся. Пусть на миг, на какие-то секунды…
Обессиленно валявшийся на полу Кир вдруг почувствовал, что свободен. Злая чужая воля отпустила его, ментальная хватка ослабла. Десятник вытянул руку, схватил валявшийся рядом кинжал с рунами и тут же метнул.
Блестящее закаленное лезвие угодило белоглазой в сердце. Дайна охнула и повалилась на пол. Бесцветные очи закатились, а на полных окровавленных губах заиграла улыбка… холодная улыбка смерти.