Кросс по грозовым тучам
Шрифт:
Тим расправил плечи и поднял подбородок. Поясница ныла от напряжения, словно день напролет разгружал «Маленькие радости». Продержаться бы два дня. Целых два дня и без экзоскафандра. Не смотреть на высокую фигуру впереди. Просто любоваться тонущим в сумерках городом. Пальцы скользнули по краю перил тротуара, еще теплых от дневного солнца. Не замедляя шага, он оглядел панораму. В курсантской юности его забавляли ровные, ярко-желтые кукурузины высоток, поднимающиеся из плетений жилого уровня города. Золотые фаллосы маниловской бюрократии. Сотни одинаковых початков, разбросанных по острову, будто нарисованных на серебристо-серой акварели вечера. Не светились, но проступали отчетливо до самой трехсотметровой вершины.
С широкого прогулочного тротуара обзор на желтые высотки бизнес-центров заслоняли жилые дома, магазинчики, ленты водяных каналов, мини — флоотиры, петли и повороты транспортных потоков. Народ прогуливался всюду. Уровнем ниже и справа открывался край парка, освещенный крошечными белыми фонариками, и было видно большую шумную компанию на траве и с арсеналом бутылок.
Люди шли поодиночке и парами. Женщины в струящихся до ступней нарядах или в шортах, обрезанных до изгиба бедер. Мужчины в свободных поло. Девицы в многослойных ассиметричных платьях со сложными геометрическими воротами. Тим соскучился по пестрой толпе крупных городов, где каждый одевался сообразно вкусу, настроению и буйности фантазии.
Раньше он любил такие прогулки, но теперь расслабиться в оживленном потоке людей не получалось. Даже не видя ледяных глаз Ирта, чувствовал, как тот следит за каждым вдохом жизни вокруг, чует ее пульс, впитывает цвет и запах. Думает в привычных ему терминах охоты. А он, в дурацком белом кителе, ходит по самому краю без перил и страховки. Вот только где этот край: внутри собственной души или рядом с Иртом? И откуда будет страшнее падать? Тим должен удержаться, найти в себе силы и отступить в сторону, но его кренило, тянуло к обрыву. К изоморфу. Не решается даже отстать, всего два шага разрыва.
Стоит упасть в боль, как получишь свободу. Как в космосе. В круговерти черноты все чувствуется острее. Дышишь, и дыхание сочится кровью из пор. Тим резко остановился. Ступни будто сразу свела судорога — потребность идти следом. И где этот контроль? Ирт двигался дальше, не оборачивался. Бросал Чагу здесь. Пришлось приложить усилие, чтобы напрячь неповоротливое тело и повернуться к шумящему рядом фонтану. В хрустальном ложе гигантской чаши вода струилась шестью полукружьями разноцветной радуги и смешивалась в искрящийся белый свет. Капитан Тимоти Граув не станет бегать по пятам изоморфа.
Но когда перед лицом выросло плечо Флаа, взгляд сам собой уперся в тротуар.
— Ты испуган, Чага?
— Называй меня Тимом, — проговорил он и с усилием поднял голову. — Мы на Земле, и это мое имя.
— Вот как? Думаешь, твои Просторы изменят тебя самого? Ты же отчаянно хочешь, чтобы я коснулся твоего нутра.
Дрожь послушно окатила тело. Защиту силового поля можно отключить одним мыслеприказом. Тим думал о простоте этого действия и смотрел на открытую шею Ирта, совсем человеческую, с идеально гладкой кожей. И «переоделся», сволочь, для прогулки. Тонкая ткань распахнутого ворота, а за плечами складки капюшона — как напоминание о истинном облике. Тонкие багровые вставки на плечах и такого же цвета ленты браслетов на запястьях. Придумал наряд сам или успел увидеть на городских улицах?
— Ты не человек, Ирт, — прошептал Тим. — И не должен выглядеть и говорить, как человек.
— Попробуешь запретить?
— Нет, — быстрый ответ помимо воли.
— Правильно. Ведь на самом деле, это ты выдаешь себя за другого. Ты — не капитан корабля, Чага. А моя зверушка, и знаешь это.
Нет. Больше никогда. Но произнести это не хватало сил. Тим коснулся рукой рта, надеясь разлепить губы. От Ирта странно пахло — сандалом и железом. Кожа чудовища наверняка горяча.
— Я твой сранный симбионт.
Правда далась неожиданно легко, а Ирт нахмурился. Льдистый взгляд прорастал в внутрь, и от этого в груди собиралась истерика.
— А симбионт — это не зверушка. И ты сам прилетел ко мне с Орфорта. Притащился на вкус моей крови.
Изоморф насмешливо растянул красные губы:
— У симбионта есть жажда и ростки, и он меняется. А ты — нет. Поэтому ты просто Чага. Игрушка под прозрачным щитом.
— И зачем тебе игрушка?
— Незачем. Но даже бесполезную собственность нужно вернуть на место. Она должна знать свое место. И ты знаешь, хоть и врешь себе.
Где-то под человеческой с виду кожей шевелились несущие боль ростки. От мыслей о них вдоль позвоночника пробежал озноб предвкушения.
— Очнись, я не собственность! — прошипел Тим. — И контролирую себя! Не вернусь на Орфорт.
Он развернулся и бросился прочь. Разноцветные навигационные огоньки в безумной пляске мелькали под ногами. Далеко впереди на шероховатом и упругом полотне дороги они блекли и превращались в короткие, тонко прорисованные черточки. Уходили все дальше и исчезали на покрытых сумерками развилках пути. Люди в недоумении оглядывались на невесть куда спешащего парня в белой форме. Зачем бежать теплым, разморенным ленью вечером? От этих взглядов, от гнева и паники, от пляски цветовых пятен Тим почувствовал себя мальчишкой, потерявшимся в парке развлечений. А на самом деле в жизни. И куда теперь мчаться?
— Да пошло все в пределы!
Тим остановился. Парочка у кондитерского магазинчика, сплетенного из лаковой слюды, обернулась на голос.
— Извините, я просто устал.
Смуглый мужчина кивнул, но смотрел удивленно.
— Пойдем, Чага.
Изоморф вырос рядом, помедлил пару секунд и двинулся дальше. И вот опять шагай позади нечеловечески грациозной фигуры проклятого инопланетника. Стоило ли психовать? Ирт небрежно сорвал лист со свесившейся ветки магнолии и, не оборачиваясь, спросил:
— Скажи, на вашей планете везде так: мертвая плоть, по которой вы ходите, в которой спите, в которую втыкаете полудохлые растения? У вас нет настоящих Просторов?
На мгновение Тим не понял, о чем идет речь. Открыл рот, закрыл, собрался с мыслями.
— Просто люди часто живут выше Просторов. Если только это не города, оставшиеся как памятники древности.
— Выше? — прищурился Ирт.
— Ну да. На Орфорте есть Стены и Пояс Безопасности, а на Земле часто Стены начинаются выше самых высоких деревьев. Внизу — дикая жизнь. Туда даже опасно спускаться просто так.