Крот в аквариуме
Шрифт:
Сомнения о продажности Полякова все еще продолжали терзать душу генерала армии: никаких улик и свидетельств о его шпионской деятельности не было. «И потому сорвать с него маску лжепатриота нет никакой возможности. А с другой стороны, — продолжал рассуждать Ивашутин, — если Поляков будет и дальше сливать секреты американцам, то, когда вскроют его предательство, беде не миновать. Это будет беда похлеще той, которая была после разоблачения Пеньковского [76] . Меня, как и Серова, могут тоже снять с должности?! И не только снять, но и выгнать из Генштаба, если подтвердится версия Гульева?.. Что же делать?» — спрашивал он себя и не находил ответа. Потом тяжело поднялся из кресла и, пошатываясь, стал задумчиво прохаживаться по кабинету. Мозг его в эти минуты работал как компьютер. Спустя
76
Когда разразился в прессе большой шум в связи с разоблачением агента английских и американских спецслужб полковника ГРУ Пеньковского О.В., то начальника военной разведки Генштаба Серова И.А. понизили в воинском звании до генерал-майора, исключили из партии и лишили всех правительственных наград.
— Как только подумаю, Леонид Александрович, что участник войны, генерал советской разведки пошел на такой чудовищно преступный шаг… нет, в это трудно и страшно поверить…
— Вы можете сомневаться, товарищ генерал армии, сколько угодно, а я — нет! И все это оттого, что вы не так хорошо знаете его, как я! — мгновенно отреагировал Гульев.
Такая категоричность собеседника обеспокоила Ивашутина. Он вернулся к столу и, скользя взглядом по служебной записке, словно для самого себя шепотом произнес:
— Что же нам делать с ним?
Потом вскинул голову и, посмотрев на Гульева, чуть громче опять спросил:
— А какие у вас, Леонид Александрович, могут быть предложения в отношении Полякова?
Гульев, не задумываясь, ответил сразу:
— Надо сообщить о нем куда следует. Я имею в виду КГБ. Пусть там проверяют обоснованность наших подозрений… Пора нам вносить ясность в это дело. И чем раньше это будет сделано, тем лучше для нас всех…
Ивашутина не покидало тревожное чувство, что Поляков давно уже вел двойную игру, но чувства — это одно, а доказательства — совсем другое. А доказательств-то никаких… Генерал армии Ивашутин прошел большую жизненную школу: в органы госбезопасности был направлен в 1939 году, участвовал в Финской и Великой Отечественной войне, в 1951 году стал первым заместителем председателя МГБ СССР. А в начале 1963 года его назначили руководителем ГРУ и заместителем начальника Генштаба. Он был уверенным в себе человеком, умеющим не только ставить общие задачи, но и вникать в мельчайшие детали оперативных дел военной разведки. Всегда был осмотрителен и осторожен не только в сложных ситуациях, но и в мелочах. Обдумывая и взвешивая свою досадную ошибку с назначением Полякова на должность начальника разведывательного факультета, он твердо решил для себя где-то через год или два отправить его опять в загранкомандировку, в какое-нибудь посольство, где контрразведка КГБ могла бы проконтролировать все его контакты с американцами.
Генерал-майор Поляков интуитивно чувствовал, что некоторые офицеры ГРУ относятся к нему с каким-то недоверием и даже с едва заметной подозрительностью. Видя все это и понимая, что перебросили его в академию только для отвода от загранкомандировок, он повел себя в высшей степени осмотрительно: уничтожил хранившиеся дома тайнописные копирки, письма-прикрытия, шифртаблицы, инструкции по зашифровке и расшифровке тайнописных сообщений.
Угнетающее его однообразие полупустых учебных дней в академии, бесконечное ожидание чего-то, хотя было ясно, что ждать теперь нечего, сменялось пустыми снами. Они помогали забыться лишь на короткое время. И ничего нельзя было изменить. Жизнь сложилась так, как сложилась. Но со временем острота восприятия происходящего вокруг него начала постепенно притупляться, вживание в преподавательскую среду и руководство факультетом шло у него как по маслу, стало появляться и уважение новых коллег и курсантов. Больше стало и свободного времени для работы над кандидатской диссертацией, сбором материалов для которой он занимался еще в центральном аппарате, хотя на самом деле под прикрытием разработки диссертационной темы он добывал тогда для ЦРУ секретные сведения.
А тем временем посольскую резидентуру американской разведки в Москве все больше тревожило долгое молчание Бурбона. Спустя полгода в его квартире сработал в радиосигнализаторе сигнал «лампочка», который предусматривался условиями связи и означал вызов на экстренную связь. Составив текст «выхожу на связь по сигналу «лампочка»», он отправил его в посольскую резидентуру ЦРУ. Однако ответа не поступило. В очередной по графику сеанс радиосвязи он снова передал свое сообщение, уведомив и о том, что в предыдущий раз по их вызову выходил на связь по сигналу «лампочка», но ответа не получил.
Ответ пришел в тот же день: «Сигнализатором на связь вас не вызывали. Причину его включения уточняем. Приступайте к подбору тайников и направляйте нам их описание. Желаем успеха».
Третий сеанс радиосвязи Поляков провел в феврале 1977 года и сообщил американцам о том, что подобрал тайник в районе бань на Рочдельской улице. Основным способом сбора шпионской информации являлось для Бурбона фотографирование секретных документов и учебных изданий с помощью фотоаппаратов «Никомат», «Никон-2» и «Тесина». Имея хорошие навыки в работе с любой фотоаппаратурой, он производил съемку «с руки», без использования каких-либо приспособлений или штативов для фиксации фотоаппарата. Работая в Военно-дипломатической академии, Поляков занялся пересъемкой материалов секретного журнала «Военная мысль», издававшегося Генштабом Министерства обороны СССР. Это периодическое издание содержало взгляды ведущих советских военных стратегов. «В то время, — отмечал впоследствии бывший директор ЦРУ Роберт Гейтс, известный специалист-аналитик по советским делам при президенте Буше-старшем, — шли серьезные дебаты по вопросам военной доктрины и стратегии с точки зрения использования вооруженных сил в войне и возможно ли выиграть ядерную войну. Ответы на эти и другие вопросы мы находили и в советском журнале «Военная мысль»…»
Фотографированием содержания номеров этого журнала Поляков занимался в обеденный перерыв, потому что держать кабинет начальника факультета часто закрытым в рабочее время было бы подозрительно. Экспонированные пленки хранил, как правило, дома и на даче. Передавал их всегда в непроявленном виде. Проявление можно было делать только специальным раствором; если же проявлять обычным способом, то они оказывались бы пустыми.
Пересняв в течение трех месяцев более ста номеров «Военной мысли», Поляков, используя свои поездки на дачу, подобрал для тайников два места на Московской кольцевой дороге между Ленинградским и Щелковским шоссе у километровых столбиков с отметками «81» и «101». В качестве контейнера для закладки информации использовал обычный кирпич, имеющий полую середину, разделенную несколькими перегородками. Вырубив две-три из них, он помещал в полость четыре фотопленки и укреплял их внутри с помощью пластилина, чтобы не болтались и не издавали звука. Затем забрызгивал кирпич цементом, придавая ему вид «бывшего в употреблении», и на другой день, убедившись в своей безопасности, оставлял его у столбика с отметкой «81».
В другой раз в соответствии с графиком закладки тайника он сообщил, что контейнер-кирпич будет находиться на отметке «101» при движении к Москве. Что, помимо фотопленок, будет передана информация о проведении в ВДА объектового учения по гражданской обороне с прилагаемым планом и списком его организаторов и участников. Тогда же он уведомил американцев о том, что в середине декабря 1979 года он неожиданно для самого себя опять выезжает в Индию на прежнюю свою должность военного атташе при посольстве СССР.
Прибыв в Дели, Поляков на организованном в советском посольстве приеме по случаю отъезда его предшественника на родину узнал от своего американского коллеги, полковника Левиса Гоуда, о запланированной для него встрече с приезжающим на днях сотрудником ЦРУ Вольдемаром Скотцко.
Их встреча состоялась в офисе Гоуда, куда Поляков прибыл впервые в генеральской форме. Он сообщил американцам, что по приказу министра обороны СССР назначен старшим оперативным начальником разведаппаратов ГРУ Генштаба в Бомбее и Дели, что ему надлежит отвечать за состояние работы военной стратегической разведки в Юго-Восточном регионе.
— А не могли бы вы назвать нам задачи, которые были поставлены вам на период командировки в Индию? — попросил его молодой Скотцко.
Вольдемар Скотцко был моложе Полякова на двадцать лет и в свои тридцать восемь уже достаточно поднаторел в закордонных шпионских делах. Глядя на него с заискивающей улыбкой, Поляков без колебания начал раскрывать ему секретное задание по разведработе в Индии. Потом сообщил о привезенных для ЦРУ двадцати непроявленных пленках.
— Пожалуйста, вкратце скажите, что вы там, в Москве, пересняли? — поинтересовался Скотцко.