Кровь хищника

Якупова Гульнур Мидхатовна

На самом деле Хадия только лишь пыталась рассердиться, чтобы заглушить в себе чувство тревоги и беспокойства, которое все сильнее и сильнее одолевало её по мере приближения к дочке с зятем. Уж больно не похоже на них, не позволили бы они себе просто так лежать средь бела дня.

— А-а-ах!

Кажется, мир перевернулся, встал на дыбы, и небо опрокинулось, и земля ушла у Хадии из под ног. Миляш с Муниром лежали на животах, а в спинах у них зияли страшные, окровавленные раны. И тела их уже остыли и начали коченеть.

— Застрелили, убили!!!

Горестные крики вмиг поседевшей женщины были подобны жуткому стону медведицы, некогда разодравшей себе грудь перед смертью. Кто?! За что?! Кому помешали ее дети, ее Миляш и Мунир? Кто осиротил ее внука, ее маленького Аюхана?! Тишина в лесу. Лес хранит свою тайну, не желая выдавать ее почерневшей от горя женщине.

Нет больше ее Миляш, нет любимого зятя Мунира. И не будет больше никогда. Только птицы теперь будут петь своими сладкими голосами над их могилами, и по весне на двух могильных холмиках будут распускаться ранние цветы, посаженные заботливой рукой Хадии…

Асанай

Зубайда еще засветло легла в постель. Что еще делать одинокому человеку, коли в доме пусто и заботиться не о ком? Летом темнеет поздно… Только она устроилась в постели, как в дверь постучали, настойчиво, явно намереваясь войти, несмотря ни на что. Кого бы это принесло на ночь глядя-то?

Пройдя в сени, Зубайда зябко поежилась, стоя босиком на прохладном полу, громко спросила:

— Кто там?

— Мы, — послышался из-за двери женский голос. Откинув щеколду, Зубайда столкнулась лицом к лицу с крепко сложенной женщиной, с лицом суровым, с горестными складками в уголках рта. Видно сразу, немало пришлось ей пережить в своей жизни. Вон уж и волосы седые, хотя едва ли она старше Зубайды.

Внимательно осмотрев гостью и мальчика лет трех возле нее, Зубайда шире открыла дверь:

— Входите, коли люди добрые, места хватит.

Женщина с малышом прошли в дом, сели на лавку возле стола. На какое-то время воцарилась неловкая тишина. Гостья, видно, не из слишком разговорчивых, а Зубайда и представить себе не могла, о чем говорить с незнакомкой, явившейся в неурочный час в ее дом. Выручило Зубайду гостеприимство. Едва было присев напротив гостей, она стремительно поднялась и захлопотала:

— Сейчас самовар поставлю, чайку попьем. Да и лампу зажгу, темнеет уж…

При свете керосиновой лампы нежданная гостья внимательно осмотрелась. Заметив в углу фотографию солдата, чуть заметно вздрогнула и устало прикрыла глаза: «Значит, правильно пришла, не ошиблась. Мунир так и говорил, — пятый дом с краю…»

После чаепития, прошедшего все в том же тягостном молчании, малыш уснул прямо на лавке. Зубайда с интересом смотрела на позднюю гостью, которая, судя по всему, уходить из ее дома не спешила. Облик у нее странноватый. Видно, что сильная, ко всякой работе привычная. Одежонка тоже странная: ярко-красное платье, самодельные ичиги на ногах…

— Куда направляетесь? — нарушила наконец тишину Зубайда. — Наверное, в район идете?

Помолчав, гостья решительно сказала, не намереваясь ходить вокруг да около:

— К тебе мы шли, Зубайда.

— Откуда мое имя знаешь? — удивилась хозяйка. — Мы вроде раньше не встречались?

Горько улыбнувшись, гостья ответила:

— Боюсь, Зубайда, от моего рассказа у тебя в голове все перепутается. Да, видно, придется выкладывать все как есть… Зовут меня Хадия, а его — Аюхан. Только для начала посмотри вот на это.

Хадия извлекла из мешка вещи Мунира: бинокль, солдатский ремень, фотографию, обернутую фольгой, на ней — Зубайда. Едва только Зубайда увидела вещи и фотографию, как тут же завыла в голос, словно раненая волчица:

— Мунир! Сыночек мо-о-ой!..

В глазах у Зубайды потемнело. Теряя сознание, она повалилась на пол, цепляя скрюченными пальцами простенькую скатерку со стола. С грохотом посыпались на пол чашки с блюдцами. Хадия едва успела подхватить раскаленный самовар, чтобы Зубайда не опрокинула на себя кипяток. Аюхан, к счастью, не проснулся. Видно, крепко вымотался за дальнюю долгую дорогу с хутора.

Приподняв худенькое тело Зубайды, Хадия уложила ее на большой сундук, побрызгала в лицо прохладной водой из кадушки. Зубайда постепенно пришла в себя, осмотрелась вокруг, словно надеясь, что все ей привиделось и сейчас она в комнате одна. Но нет, сидит рядом эта странная Хадия, которая что-то знает о ее сыне…

— От горя я такая стала, сердце прихватывает… Или жив мой сын? Не томи, говори скорее!

— Погиб он, — поджав губы ответила Хадия. — Не на войне погиб, нет… Очень устала я с дороги. Может, завтра подробно поговорим?

— Нет, говори сейчас. Или сердца у тебя нет?! Единственный ведь сыночек был, как же я усну после такого, пока всей правды не узнаю? За сердце не бойся, отпустило вроде. Я вот сейчас травяной настой выпью, и все ладно будет.

Помолчав Хадия негромко ответила:

— Ладно. Я тебя понимаю, как мать и бабушка, сваха Зубайда.

— Сваха?!

Склонившись над Аюханом, Зубайда долго рассматривала безмятежное лицо мальчика, который крепко спал, еще не ведая, что у него есть теперь и вторая бабушка. А Зубайда с Хадией переглянулись молча, без слов поняв друг друга. Теперь у них есть общая забота, и общая отрада в жизни. Видно, последняя…

В ту ночь обе женщины так и не сомкнули глаз. Сначала Зубайда долго слушала длинный рассказ Хадии, время от времени качая головой и вздыхая. Потом решали, как быть с людскими слухами, что в селе говорить станут. Как известно, на чужой роток не накинешь платок, и если пустить дело на самотек, если молчать и позволить людям фантазировать на свое усмотрение, тут такие сплетни пойдут… В отношении Мунира решили говорить, что он, как и было написано в извещении, полученном Зубайдой, пропал без вести. «Никто не должен знать о его дезертирстве, иначе до смерти позору не оберешься», — попросила Зубайда. Отец Аюхана пусть так и будет Мунир. Мало ли на свете Муниров, и какие только совпадения не случаются в жизни…