Кровь леса
Шрифт:
– Понял, – сказал я мирно. – Можно мне еще?
Нан молча занесла руку.
– Чаю, имею в виду.
– Дурень! Почему ты всегда на пределе?!. Что ты за идиот дурацкий, как можно колдовать, выписывая заклинания самой душой? Зачем такие злые?..
Возразить было нечего. Если каждый раз при создании заклинания так выкладываться, то очень быстро, фигурально выражаясь, «развяжешь пуп и порвешь жилы». Но в бою некогда рассчитывать магические силы – иногда придется бить всем, что имеется в наличии.
В костре щелкнуло,
– Не обожглась?
Нан посопела, шевелила пальцами ног. Разулыбалась.
– Если быстро, не обожжешься… Эй, эй, поставь на место!.. если ты думаешь заслужить этим прощение…
– А как я могу заслужить прощение?
– Ну, я думаю, – Нан лукаво прищурилась. – Ты можешь… – чувственно потянулась, – ну, например… – медленно облизнула губы, – запечь наконец эту рыбу!..
– Издеваешься? – выдохнул я. Девушка махнула ресницами. – Точно издеваешься.
– Кэп, – подтвердила Нан, и я занялся рыбой.
Во время завтрака я ей страшно отомстил за насмешку, – сказав, что сейчас ознакомлю с одним из обычаев своего мира, велел сидеть смирно и принялся кормить с рук. Такое лучше проделывать со сладостями. И жаль, нет меда и сливок… или хотя бы варенья.
Но даже импровизация с хлебом и рыбой, покромсанными на маленькие кусочки и сколотыми деревянными щепочками – вечно забываю, как это называется, – получилась на ура. Казалось бы, ничего особенного в этом действии нет, но Нан завелась так, что, не докончив завтрак, побежала в воду охладиться.
Я последовал за ней, подстраховать. Нан держалась поодаль, дабы не засорять разум грешными помыслами, я запротестовал против определения «грешные». Мы спорили, покачиваясь на волнах, потом девушка заметила, что я все ближе к ней, завопила и попыталась уплыть. Не уплыла.
Потом рычала на меня, выжимая на берегу мокрые волосы. Практика волшебства вэйри предписывала перед уроками магии соблюсти телесную и духовную чистоту, но я предпочитал собственное толкование «чистоты».
– Очиститься от грешных помыслов, свершив их? Чтобы потом ничего не отвлекало? – Нан возмущенно расфыркалась.
– Но ведь это работает. – Я придвинулся ближе.
– Серый, уйди от греха.
– Зачем? Мне как раз рядом с грехом больше нравится. – Я еще сократил расстояние.
– То есть… ты хочешь сказать, что я – это грех?!. – Нан пошарила вокруг и запустила в меня миской. Я уклонился, и чаша улетела в реку.
– Ай, лови!..
Пришлось спасать сосуд, потом и мыть посуду. Нан швырнула вторую миску.
– И принеси воды, пожалуйста.
– Опять будешь «самолетик гонять»? – На это стоило посмотреть, и я заторопился.
…Вестник мне не очень давался. Птица получалась какой-то скособоченной, летала недалеко и недолго. Нан же наблатыкалась до того, что уже осваивала подсмотренную модификацию заклинания – с чашей. Пускала птицу, заставляла воду запоминать картинки, перематывала «запись», увеличивала.
Иногда просто развлекалась, заставляя Вестника выписывать такие затейливые фигуры, что авиамоделисты со своими радиоуправляемыми самолетиками удавились бы от зависти. Наверное, в детстве девочка не наигралась в игрушки, думал я, наблюдая за пикирующей и снова взмывающей вверх птицей. Впрочем, и для подростков это тоже удовольствие…
Ровнее, массаракш, ровнее! – девушка вопит азартно, какая она красивая сейчас – глазищи горят, щеки раскраснелись от морозца… – Расклад перед боем не наш, но мы будем играть! Сережа, держись, нам не светит с тобою, но козыри надо равнять!.. – кричит неуклюжим речитативом, надо спросить, откуда строки…
Я протянул Нан чашу с водой, наши руки встретились.
– Кто это? – спросила Нан хмуро.
– Где?.. – Я оглянулся. – Ах. Это Джулия… Юля…
– И спросил?
– Угу. – Я вспомнил тот свой позор. Всего лишь спросил, не ее ли стихотворение, не в мою ли честь? Джулия высмеяла меня почти зло, мол, стыдно не знать автора, по дороге домой мы почти поссорились, и примирило нас только то обстоятельство, что дома у нее никого не было, что бывало редко… Фу!..
Я оборвал поток воспоминаний. Нан хмыкнула и отвернулась.
– Пройдусь. – Люблю смотреть на ее игры с самолетиком, но сейчас лучше не лезть.
– Конечно, – буркнула Нан, притворившись, что все ее внимание уделено воде и Вестнику, возникающему у нее на руке.
Я брел, рассеянно улыбаясь. Как Нан прочла мои мысли в мгновение тактильного контакта, так и я схватил ее чувства. Девушка явно ревновала меня к прошлому. Никогда ничего не спрашивала – но ей и не нужно было. Знала все и так, великодушно прощала мне то, в чем я не был виноват, но все же не могла удержать ревность.
Да, неудобственно…
Потом мысли вернулись к Вестнику. Тогда матушка рыжей Райо обронила нечто забавное… Я попытался вспомнить самостоятельно, потом уже совсем решил обратиться за помощью к импу… и чуть не врезался лбом в громадное корявое дерево, нечто среднее между черемухой-переростком и осиной.
Интересно, как этакое чудище можно не заметить? Показалось даже, что не я вдруг набрел на дерево, а само дерево выскочило на меня. Узловатые толстые корни, торчащие из земли, были похожи на мосластые ноги, нетрудно было вообразить, как дерево переступает ими, ковыляет неспешно, поскрипывая и кренясь.
Я пару раз обошел черный ствол.
– Здоров ты, мужик, – с восхищением сказал, похлопал ладонью по «бородавке» – наросту размером с голову человека. Дерево при полном безветрии зашелестело листьями. Память наконец щелкнула и выдала нужные сведения.