Кровь на золоте
Шрифт:
– Вообще-то да, – не совсем уверенно ответил Грач. – Такой белобрысый. Крепкий мужик. В темных очках. Спокойный. Правая ладонь перевязана. Жарко было, а у него рубашка даже на верхнюю пуговицу застегнута. Дубина деревенская, – пренебрежительно добавил он. – Куница ему сто баксов давал за клей. Так он возмущаться начал. Куда…
– Поехали ко мне, – перебил его Птицын. – Попробуем фоторобот составить.
– Во, – обрадовался шагнувший следом за ним Грач. – У него чуть выше правой брови, вот тут, – коснулся он лба, – такой след небольшой. Ну, не шрам, – попробовал
– След от ожога, – подсказал Птицын.
– Точно, – облегченно кивнул Грач. – Как будто приложили что-то раскаленное и сразу убрали.
Рука Птицына, скользнув в боковой карман, достала продолговатый конверт. Взглянув на Грача, он сунул конверт обратно.
– Поехали, – сказал Птицын.
Птицын уже сел в машину, когда, осветив фарами их «фольксваген», подъехала «вольво».Из машины быстро вышел Вячеслав.
– Геннадий Семенович где? – спросил он остановившегося Грача.
– Здесь, – отрывая дверцу, нехотя отозвался Птицын.
– Здорово. – Вячеслав пожал ему руку. – Ну что? Вышел на кого-нибудь?
– Больно ты шустрый, – усмехнулся Геннадий. – Одно можно сказать с уверенностью: работали профессионалы. Эти парни знали, кого берут. У меня сложилось мнение, что они о чем-то хотят поговорить с Трофимовым. Потому, – ответил он на удивленный взгляд Вячеслава, – что они делают все, чтобы делом не занималась милиция. То есть в чем-то подыгрывают Федору Матвеевичу. Ведь не в его интересах, если делом начнут заниматься органы.
– Ему, кстати, оттуда уже звонили, – усмехнулся Вячеслав. – Мол, слышали, что тебя накрыли на энную сумму. Предлагали помощь. Он довольно успешно разыграл негодование. Ведь ты знаешь, что Трофимов одно время был начальником железнодорожной милиции. Потом…
– Попался на вымогательстве с кооперативов, – перебил его Птицын, – с помощью группы крепких парней. То есть возглавлял группу рэкетиров. Учитывая его заслуги, а скорее всего, умение дать кому и сколько нужно, с почетом проводили на заслуженный отдых. Сейчас – весьма респектабельный бизнесмен. Создал банк. По области имеет два или три, точно не помню, филиала. Но это только видимая часть его деятельности. Впрочем, ты сам все знаешь, – смущенно улыбнулся Геннадий. – Ты ответь мне на один вопрос. Он не касается этого дела. Как давно ты видел своего братца?
– Знаешь… – Вячеслав задумался. – Даже не скажу. Мы с ним и раньше не особо поддерживали контакты. Когда я поступил на юрфак, а позже работал в прокуратуре, он вообще на мне, как говорится, хрен забил. Почему ты спросил? – насторожился он. – Неужели думаешь, что я навел брата-уголовника…
– Да перестань, – прервал его Геннадий. – Как ты можешь такое подумать? Просто я как-то вспомнил Алексея. Ведь я как раз начинал дело о его нападении на инкассатора в Туле. Он тогда еще милиционера ранил. Но потом перевели меня…
– Слышал, – кивнул Вячеслав. – Ты, говорят, его подстрелил.
– Я стрелял, – усмехнулся Птицын, – если честно, на поражение. Он, сволочь, колеса нашей машине прострелил, я выпрыгнуть успел. Думал, всем хана пришла.
– Если думаешь, что от Лешки, – засмеялся Вячеслав, – то разочарую. Мне Яков Павлович сообщил.
– Значит, братца ты давно не видел, – вздохнул Геннадий. – Интересно, сидит он сейчас или на свободе?
– За инкассатора ему пятнадцать давали, – вспомнил Вячеслав. – Матери сообщили. Она еще на Колыме жила. Мы редко, но писали друг другу. К восемьдесят седьмому он отсидел пять. Значит, под амнистию попасть мог. Тогда одну треть от оставшегося срока сбрасывали. Так что может быть на свободе.
– Здравствуй, тетя Груша, – весело приветствовал Белый копавшую огород пожилую женщину.
Воткнув в землю лопату, она с трудом распрямилась, приставила ладонь к бровям, всмотрелась.
– Леший тебя забери, – удивленно проговорила женщина. – Ляксей, ты? – Не веря своим глазам, всплеснула руками.
– Я, – засмеялся он.
– Откель же ты взялся-то? – протерев очки и всматриваясь в его лицо, спросила женщина.
– Да так… – Он неопределенно махнул рукой. – В отпуске. Я сейчас по заграницам плавать начал, – поставив чемодан, сказал он. – Два года около Африки были. Там…
– Твоя Африка не в Сибири расположение имеет? – серьезно спросила тетя Груша. – Еще и номерной литер есть. – Она укоризненно покачала головой. – Про тебя же, бандитская рожа, даже в газетах писано. Дочка, Дашка, приезжает с городу и говорит: про Лешку Иванова в газете писано. Что ж ты мне брехать-то стал? – укорила она красного от смущения Белого.
– Кому же охота говорить, что в тюрьме сидел? – пробормотал он.
– Оно, конечно, верно, – рассудила тетя Груша. – Пойдем, морячок. – Кряхтя, взялась за поясницу и двинулась к дому. – Накормлю тебя, горемычного. А то ведь в морях-океанах совсем небось не кормили? Харя-то у тебя гладкая.
– Так я уж год скоро будет, как вышел. Подняв чемодан, Алексей шагнул следом.
– На вид ты мужик справный. Счас чем занимаешься? Чай, воруешь? Или в мафию вступил? Тама ведь все бандюги околачиваются.
– Я вольный казак, – захохотал Белый, – и никому на верность не присягал. А Даша где сейчас?
– Так в городе, – поднимаясь на крыльцо, ответила она. – С Магадану уехала вслед за твоими. Ника, как учительницей стала, зараз с Колымы сбегла. И матерь твоя тоже. Они, бывало, писали мне. Из деревни, где мать Зинкина жила. Ведь она три года назад померла. Да и Зинка вроде как плохая.
– Что с ней? – быстро спросил Белый.
– Так, наверное, на нервах жила баба, – снимая чугунок и ставя его на стол, сказала тетя Груша. – Ты же супостат еще тот. Думаешь, легко матери про сына-бандита в газетах читать? Чай, не в космос полетел, а в тюрьму отправился… – Продолжая ворчать, налила в глубокую тарелку щей. Отрезала два куска хлеба. – Вот сметана. – Достала поллитровую банку. – И горчица есть. А хочешь, хрену дам. Крепкий, зараза.