Кровь нынче в моде
Шрифт:
Я? Никогда!
— У меня уже есть планы на жизнь, — возражаю я. — Я окончила подготовительные медицинские курсы в Брауне. Уже слишком поздно.
— Планы существуют для того, чтобы их отменять. — Виктория мыслит иначе, нежели большинство матерей.
— Я совершенно не гожусь для этой работы. Мне даже нечего надеть.
Неужели я только что сказала это?! Виктория предвкушает победу.
— Ты не веришь в себя. Одежда, которую ты шьешь, очаровательна.
— Как раз сейчас на мне надет топ, сшитый из наволочки.
— Ты сделала из нее нечто потрясающее, по-моему.
—
— Тогда ты тем более готова бесстрашно вступить в «челюсти смерти», не так ли? Только не говори мне, что позволишь комплексам, которыми наградила тебя твоя мать, помешать тебе осуществить свою давнишнюю мечту.
Она умеет манипулировать мной, и это срабатывает. Я закрываю глаза.
— За стажировку что-нибудь заплатят? — спрашиваю я.
— Разумеется. И более того, поскольку это в Нью-Йорке, приезжай ко мне и проведем это лето вместе.
Я действительно грезила об этом, будучи еще подростком, — страстное, казавшееся несбыточным желание. Но даже если бы такая возможность и представилась, я не могла бы сделать этого раньше, потому что первые годы нового тысячелетия были тяжелым временем для моего отца. Мне пришлось неотлучно находиться дома и присматривать за ним. Однако сейчас Дэн Макэллистон чувствует себя намного лучше, и я стала относительно независимым человеком.
Таким образом, она меня заполучила. В конце концов, подумаешь — одно-единственное лето…
Глава 2 ГОРГУЛЬИ
Спустя две недели желтое такси выгружает меня, два огромных армейских вещевых мешка и чемодан на колесиках со швейной машинкой на тротуар Семьдесят второй улицы Западной стороны. Передо мной — высокое каменное здание с горгульями.
Я прибыла к дому тети Виктории.
Жара в Нью-Йорке просто чудовищная. Мои волосы, недавно выкрашенные в салоне в рыжий цвет и тщательно уложенные, тут же прилипают к шее. Я страшно вспотела — дорогие румяна ягодного цвета неприлично размазались по всему лицу. Макияж, прическа и ярко-малиновый маникюр свидетельствуют о моих попытках соответствовать новой работе. Но все это ни к чему. Я так и осталась застенчивой, бледной, худосочной, и, без сомнения, мой внешний вид оставляет желать лучшего. Скорее всего моя новая работодательница будет сильно разочарована. Кроме того, я чувствую себя не в своей тарелке каждый раз, когда приезжаю в Нью-Йорк.
Мой багаж — это в основном вещи, которые я сшила сама в течение последних нескольких лет, плюс несколько платьев из коллекции «Эва фор Эва», оставшихся от мамы. Вещи такие тяжелые, что я с трудом волочу их между двумя припаркованными автомобилями. Останавливаюсь передохнуть, и только тут какой-то мужчина в ливрее выскакивает из дома и забирает их у меня, сообщая, что миссис Роджерс велела ему быть наготове.
Я уже бывала здесь раньше, и понятие «швейцар» мне знакомо, однако я по-прежнему робею.
Хотя, конечно, швейцар в данном случае —
Раздается звонок, и двери лифта открываются непосредственно в роскошной гостиной. Поток кондиционированного воздуха обдает меня с головы до ног. Я восхищаюсь этой чудо-техникой, шаря в кармане в поисках мелочи для Мигеля, швейцара. Вручив ему купюру, передергиваюсь от неловкости. А вы даете чаевые швейцару?
— Белиссимо! Добро пожаловать! Ты осталась в живых после автобуса! — восклицает моя тетя, выплывая из другой комнаты.
Я настояла на том, чтобы расходы на мое проживание этим летом оплачивались из моих сбережений. Именно поэтому — автобус.
Виктория, как обычно, шикарно выглядит. Ее волосы абсолютно прямые, темно-коричневые, коротко подстриженные, губная помада ярко-красная. И то и другое подчеркивает ее худое лицо. Она всегда была образцом красоты для моей мамы Эвы.
— Привет, тетя Вик! — Я обнимаю ее. — Ты замечательно выглядишь!
Что это со мной? Понятно. Я вживаюсь в роль.
— Спасибо, дорогая. Однако девушка никогда не должна говорить комплименты женщине при ее появлении.
— Почему?
— Это подчеркивает разницу в возрасте. Несчастные будут думать, что ты насмехаешься над ними.
Виктория буквально сыпет перлами житейской мудрости. Мол, лучшая подруга Сильвия, восторгаясь светскими дамами в целом и моей тетей в частности, заносит ее высказывания в свою записную книжку.
Виктория берет своими прохладными пальцами мою потную руку:
— Пойди, поздоровайся со Стерлингом, дорогая. Он сегодня вечером улетает в Японию.
Ее супруг — очень высокий, хмурый, седовласый мужчина с большими ушами, слегка сутулится. Подозреваю, что у него в анамнезе гипофизарное нарушение. Сильвия, которая видела фильм «Дракула», говорит, что он просто копия графа. Это верно, но нехорошо, поскольку Виктория сходит по нему с ума.
Когда я была маленькой, моя тетя была довольно проблемной особой. Эва пеняла ей на то, что Виктория всегда встречалась не с теми мужчинами (и, если читать между строк, слишком быстро начинала спать с ними). А потом — бац! — тетушка встретила Стерлинга и в одночасье стала баснословно богатой, начала совершать сделки с предметами искусства. Я думаю, она догадывается, как ей повезло, и не устает благодарить судьбу за это.
Мы находим отраду ее сердца в спальне. Дракула пристраивает шелковый носовой платок в карман сшитого на заказ блейзера. Английского, конечно, — одни косые незаметные карманы и шикарная бутылочно-зеленая подкладка чего стоят! Вик целует его и изящным движением поправляет носовой платок.