Кровь пьют руками
Шрифт:
Я вновь вступила в кровавую лужу, невольно поморщилась (запах, запах!), коснулась холодного запястья. Да, гражданин Залесский жив. Пульс нормальный, четкий. Я приподняла веко — на меня глянул мутный недвижный глаз. Да, обморок, старикан не ошибся.
Сам гражданин Молитвин застыл у окна, глядя на окрестные крыши. Я подошла, стала рядом.
— Хотите меня арестовать?
На бледных губах — бледная улыбка. Вблизи его лицо выглядело усталым, больным. Неудивительно, неделю назад чуть ли не с инсультом валялся. Как еще встал, старикашечка?!
— Нет. Арестовывать вас нет оснований. Оснований нет. Для ареста. А вот для всего прочего…
— Вместе с тем, гражданин Молитвин, вы очень нужны следствию. Если бы не наша встреча, завтра же объявила бы розыск. Как свидетеля.
И это — почти правда. Быть может, и объявила бы. Один адресок в тетради у Очковой дорогого стоит!
Бледные губы шевельнулись, но на этот раз гражданин Молитвин предпочел промолчать. За нашими спинами послышалась какая-то возня, тихий стон — и нервный вскрик Идочки: «Смотрит! Смотрит!» Я вздохнула. Врача бы сюда! Знахари-пекари, хироманты-гадалки!
— Кстати, Иероним Павлович, вы ведь Алику соседом будете? Тут прописаны, в этом доме? Он кивает — все так же молча.
— А кто тогда проживает на Гвардейцев-Широнинцев? Двадцать второй дом, если не ошибаюсь?
Губы сжались, но ответ прозвучал спокойно, и в этом спокойствии звенел лед:
— Квартиру по указанному вами адресу я снимал для моих личных целей. А вообще-то предпочитаю общаться в присутствии адвоката. Конституцию еще не отменили?
Ну-ну! А может, и те «300 гр.» — тоже для адвоката? Тертый, видать, гражданин! Ничего, не он первый.
Сзади уже слышался плеск. Гражданина Залесского купать изволили.
— Я бы настоятельно советовала вам, Иероним Павлович, оказать следствию помощь. Иначе обижусь, вызову архаров — и отправлю всю вашу компанию вплоть до выяснения. Сорок восемь часов, согласно Конституции. А потом продлю. С санкции прокурора — до месяца.
Кажется, дошло. Послышался тяжелый вздох:
— Вам сколько было в 91-м? Лет двенадцать-тринадцать? Значит, скорее всего не помните. А я вот помню — радовался. Радовался, что такие, как вы больше не сможете… Ладно, чего вы хотите?
Хочу-то многое. Но для начала…
— Завтра вы встретитесь с одним человеком и ответите на его вопросы. Кстати, он не из наших. Ученый — как и вы. Магистр мифологии. Лучший ученик Буриана Пражского.
И тут он вздрогнул — резко, всем телом. Глаза превратились в щелочки:
— Магистр, говорите?.. Хорошо, завтра в полдень. Я буду здесь, возле Алика. Так что не бойтесь, не убегу.
В голосе его звучало нечто, напоминающее презрение. И вдруг — проклятая память! — мне вспомнился Саша. Когда он начинал говорить о «наших» — госбезопасности, прокуратуре и прочей «ментуре», его голос так же…
Не смей! Не смей! Не сейчас!
2
А через час стало ясно, что не слыхать мне
Договорились на завтра. Игорь решил остановиться в гостинице, с утра отправиться в университет, затем — на встречу с Неуловимым Джо, а вечером — заглянуть ко мне. С гитарой. Опять нарушение, но не объяснять же ученику неведомого мне Ярослава Буриана, что такое хорошо и что такое плохо с точки зрения конспирации. В конце концов, мы, так сказать, коллеги. По научной части. .
После его ухода квартира показалась мне особенно пустой. Странно, день так хорошо начинался! Точнее, начинался так себе — с гражданки Очковой и фаллоимитатора, но после, на вокзале, почему-то показалось… А вообще-то креститься надо, если кажется! На что я, интересно, рассчитывала, дура?
Оставался компьютер, и оставался доклад, который следовало подготовить к вечернему разговору. Если сегодня опять придется общаться с Пятым, точно не выдержу — завою среди ночи.
На страх соседям.
«Здесь Девятый. Добрый вечер! Как дела, голубушка?»
Я облегченно перевела дух. Нет. Слабо сказано — дух перевела! Да я чуть от радости не завопила!
«Здесь Стрела. Я стараюсь, но очень устала. Очень! И писем нет. Помогите, а?»
Вдруг представилось, что этакое читает Пятый… Нет, и представлять не хочу!
«Голубушка, а может, вас отозвать? Завтра же. Вы свое сделали. Теперь специалист справится и без вас. Недельку в психушке посидите, а потом — в отпуск!»
Смеющаяся рожица на экране. Я улыбнулась.
Старый добрый дедушка сидит в глубоком «вольтеровском» кресле, в руке серебряный подстаканник с черным чаем. Сейчас сказку расскажет. Сказку про отпуск на теплом пляже, где по серому песку катится синий мяч, а в море, которое на самом деле не море, а самый взаправдашний океан, плавают акулы…
Нет, акул не надо! С чего это я вдруг подумала об акулах?
«Девятый! Спасибо, но ведь я здесь нужна, правда? Нужна?»
Минута, другая. Добрый дедушка думает, длинные тонкие пальцы застыли на подлокотнике «вольтеровского» кресла. И сам он в эту минуту похож на Фернейца.
«Нужны, голубушка! Вы уж постарайтесь, немного осталось. А насчет писем могу лишь посочувствовать. Мой старший тоже не пишет — звонит раз в полгода, и все. Кстати, это вам!»
Надпись исчезает, и на черном экране медленно проступает белый четырехугольник. Вот он покрывается рябью, пробиваются цвета — синий, желтый…