Кровь танкистов
Шрифт:
Прекрасно понимая, что от винтовочной пули гнилой выворотень не защитит, Захаров торопливо отполз на пару метров, изо всех сил вжимаясь в покрытую перепревшей за зиму листвой землю. Немецкие пули глухо тукали в сухое дерево, разбрасывая в стороны кусочки коры и трухи, поднимали крохотные султанчики выбитой земли. Некоторые проносились совсем близко, и десантник слышал их короткий и уже неопасный свист. Что ж, пулеметчика он снял, да и фрицев проредил, теперь дело за ребятами. Поскольку его зажали, и всерьез.
Перевернувшись на бок, десантник вытащил из подсумка гранату, свел усики. Смешно, но за семьдесят лет «фенька» совсем не изменилась – в Афгане им выдавали в точности такие же. Выдернув кольцо, выждал,
Движение Захаров уловил боковым зрением. Дернувшись, повернул голову, смещаясь в сторону и готовясь перевернуться на спину, отражая нападение. Единственный вариант в его положении – принять атакующего на прикрытую автоматом грудь, отпихнуть, взять на болевой и дотянуться до ножа за голенищем. Или просто придушить.
Но на него никто не нападал. По крайней мере, никто живой не нападал. Просто в метре лежала такая до боли знакомая Stielhandgranate 24. Обостренное опасностью сознание зафиксировало порядком исцарапанный – и где ее фриц таскал? – серо-зеленый корпус с надписью «Von gebrauch Sprengkapsel einsetzen» [21] и курящуюся мутным дымком полую рукоять с резьбовым переходником на конце. Крышечки-заглушки, какая обида, разумеется, не имелось…
21
«Перед использованием установить капсуль-детонатор» (нем.).
Отчаянно хотелось жить. И Захаров рванулся в сторону отсчитывающей последние мгновения его жизни осколочной смерти, стремясь успеть схватить ее и отбросить за дерево. Ствол трухлявый, но осколки удержит, главное – успеть. Наверное, он бы успел. Но когда пальцы уже почти обхватили рукоятку, шальная немецкая пуля зло дернула плечо, перебив ключицу и толкнув Дмитрия в сторону, и его рука лишь скользнула по гранате.
Последнее, что он все же успел сделать, – рвануться еще раз, уже без особой надежды и почти теряя сознание от жуткой боли. Рвануться – и столкнуть смертоносную штуковину в заплывшую неглубокую яму, много лет назад оставленную корнями поваленного упавшего дерева…
Затем мир исчез.
Глава 11
Попрощаться с Соней так и не удалось – девушка должна была прилететь только через три дня, благо состояние здоровья уже позволяло перелет, а эксперимент назначен на сегодня. Поразмыслив, Василий пришел к выводу, что так даже лучше. Правильнее, что ли. Уж больно тяжело оказалось бы взглянуть в ее глаза. Ведь, как бы то ни было, возвращаясь в свое время, он предавал любимую.
В итоге танкист, попросив бумагу и ручку, просто написал короткое прощальное письмо, в котором в очередной раз признавался в любви и просил его понять и не держать зла. Вложив не исписанный и наполовину листок в конверт, лейтенант оставил его незапечатанным на столе и отправился в лабораторный корпус. На душе было тяжело, ощущение совершаемого предательства жгло огнем, и даже попытки оправдаться перед самим собой офицерским долгом и памятью павших товарищей помогали не слишком. И от осознания этого Василию становилось еще более стыдно и мерзко…
Поэтому появление Леонида Львовича, встретившего танкиста у входа в лабораторию, парень воспринял едва ли не с облегчением. Да, так будет правильно. Пусть уж лучше все поскорее закончится!
Его поместили на удобном раскладном кресле, более всего напоминающем стоматологическое, и надели на голову нечто, отдаленно схожее с тем обручем, с которым он пришел в себя в квартире Захарова. Разве что датчиков оказалось больше; запаянные в резиновые кружки электроды покрывали практически весь череп. Датчики, о назначении которых Василий даже не подозревал, разместили и на запястьях, и на груди, напротив сердца. Одним словом, спустя десять минут лейтенант оказался опутан проводами, словно угодившая в сеть муха – паутиной. Часть из них тянулась к компьютеру, похоже, что и не к одному, часть – к непонятным приборам явно медицинского назначения. Наконец все было закончено, и над Красновым склонился заведующий лабораторией:
– Василий, теперь послушай меня. Первое, что тебе необходимо сделать, – это полностью расслабиться и не препятствовать тому, что будет, гм, происходить. Тебе нужно – обязательно нужно! – захотеть вернуться в свое время. Запомнил? Вот и молодец, тогда поехали дальше.
Несколько секунд ученый молчал, собираясь с мыслями, затем продолжил:
– Есть несколько сложностей, сам понимаешь, ничего подобного мы раньше просто не делали. Первое – никто даже приблизительно не знает, какое время суток сейчас там, в прошлом. И какой точно день, кстати, тоже. Если твой, гм, близнец, сейчас в бою или, наоборот, отдыхает, контакт может не состояться или внезапно прерваться, а то и вовсе оказаться нестабильным. И тут уж все будет зависеть только от тебя. Если контакт удастся, ты должен убедить Дмитрия совершить обратный обмен разумами. Наверняка мы этого не знаем, но подозреваем, что для успеха нужно именно обоюдное согласие. Это важно, запомни! Если сорвется, не переживай, мы, гм, вернем тебя обратно и попытаемся еще раз.
– А второе? – равнодушно осведомился Краснов. Обаятельный ученый начинал его раздражать. «Необходимо сделать», «нужно», «ты должен»… А какого хрена он вообще что-то и кому-то должен?! Когда его выдернули в будущее, пересадив в чужое тело, не спрашивали, поди, согласен он или нет? Зато теперь он неожиданно всем стал что-то должен!
– Второе? Так необходимость убедить Захарова вернуться – второе и есть! Изначально мы полагали, что достаточно согласия одного из вас, однако теперь в этом далеко не уверены. Скорее всего, ментальное… ну, то есть мысленное, сопротивление «оппонента» не столь легко преодолеть. Поэтому я и сказал, что нужно его именно убедить. Так сказать, не пробивать его оборону, а договориться. Вот примерно так, лейтенант.
– Ладно, я понял, – буркнул мамлей. – Давайте уж начинать. Долго еще ждать?
– Да, собственно, все готово. Поехали?
– Поехали, – равнодушно пожал плечами Краснов, не догадываясь, что именно вкладывал в это пожелание ученый: про первого космонавта Земли он так и не успел узнать, как-то мимо прошло.
– Запускайте программу, – скомандовал ученый кому-то из помощников-лаборантов.
И в следующий миг все исчезло. Не стало ни низа, ни верха, ни света, ни тени, вообще ничего не стало. Но, самое главное, больше не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Само Время остановилось, с интересом глядя на двух смешных человечков, решивших вдруг совершить невозможное. И в некий не определяемый ни человеческим сознанием, ни самыми совершенными измерительными приборами миг он, младший лейтенант Василий Краснов, вдруг перестал существовать. И в то же самое мгновение перестал существовать и бывший сержант-десантник Дмитрий Захаров.