Кровавая любовь
Шрифт:
Зная, что он больше не мой.
Я люблю его, и где-то в каком-то другом мире он все еще любит меня, но мы больше не будем вместе целую вечность.
Не знаю, как я смогу пережить такую боль, ту, что поглощает, не оставляя после себя ничего, кроме ноющей пустоты.
И затем, где-то глубоко внутри меня, может быть, в колодце, может быть, в моей душе, эта печаль, эта режущая, пронзительная печаль, которая выжигает изнутри, она меняется.
Трансформируется.
Не только у Солона внутри был зверь.
У меня тоже есть
И я выпущу его из клетки.
Медленно оборачиваюсь, моя кровь кипит, внутри вспыхивает гнев. Я использую печаль в качестве топлива, и вся пустота превращается в растопку.
Я смотрю на Джеремайса и поднимаюсь на ноги, чувствуя, как горят ладони.
— Ты, — говорю я низким, скрипучим голосом. — Ты убил его.
Джеремайс хмурится или, по крайней мере, пытается это сделать, меняя выражение лица.
— Я знаю. Это к лучшему, Ленор. Он бы только сдерживал тебя. Он был слишком… хорош для тебя.
Я сглатываю горячую желчь, которая поднимается у меня в горле.
— Ты убил его. Использовал меня. Ты позволил Калейду выбросить меня, как мусор.
— Я также спас тебе жизнь, — возражает он, шмыгая носом. — Уже дважды. Это кое-что значит.
— Я любила его, — рычу сквозь стиснутые зубы. — Я любила, а ты забрал его у меня.
— Ленор, — нетерпеливо произносит он.
— Сейчас я убью тебя, — обещаю, подходя к нему. Мои руки покалывает, кончики пальцев становятся угольными, как спички.
Он откидывает голову назад, а затем издает сухой смешок.
— Ты? Убьешь меня? Ты даже не полноценная ведьма, Ленор. Ты всего лишь половинка. И никогда не сможешь стать цельной.
— Да, я только наполовину ведьма, — произношу я низким и грубым голосом. — Но также наполовину вампирша.
Он моргает, и прежде чем успевает сфокусироваться на мне, я двигаюсь.
Через секунду оказываюсь на нем, вонзаю клыки в шею, кусая так сильно и глубоко, как никогда раньше, руками царапаю его, ногтями разрываю кожу. На вкус он чертовски ужасен, как чистое первобытное зло.
Джеремайс вскрикивает и пытается отодвинуться. И я чувствую, как он черпает силу глубоко внутри себя, вызывая черную магию, которая, без сомнения, с легкостью уничтожит меня.
Но я готова сжечь нас обоих дотла.
Огонь убивает вампиров.
И большинство ведьм.
Я кусаю сильнее, не отпуская, а затем закрываю глаза.
Черпаю из источника света, что распространяется по всему моему телу, становясь все жарче и жарче. Мое сердце словно в огне, кожа начинает дымиться, вены искрятся, как фейерверки.
И как раз в тот момент, когда я думаю, что вот-вот взорвусь, пламя охватывает все мое тело.
Я становлюсь огненным человеком, каждая частичка моей кожи горит.
Пламя распространяется от меня к Джеремайсу, и он тоже начинает гореть.
Он безжалостно смеется, когда огонь охватывает нас обоих, и мы пылаем, словно факелы.
— Огонь мне не страшен, дитя мое. Ты
— Знаю, — говорю я, когда языки пламени лижут нёбо. — Просто отвлекаю.
Прежде чем он успевает моргнуть, я хватаю ведьмин клинок, который спрятала в складках своего платья после того, как извлекла его из сердца Солона, отступая ровно настолько, чтобы вонзить лезвие прямо ему в глаз.
Он кричит, его глазное яблоко лопается, и я вгоняю лезвие глубже, пока оно не погружается в мозг. Затем вынимаю лезвие и проделываю это с его другим глазом.
Прямо внутрь. Глубоко.
Слышится тошнотворный хлюпающий звук.
Затем я ударяю его ножом в лоб, пробивая кость.
И в сердце.
Пинаю его, пока он не падает на землю. Его тело все еще горит, и в кои-то веки я вижу, что огонь начинает опалять его плоть, магия исчезает.
Я снова беру лезвие, с которого теперь капает его кровь, и провожу им по его горлу со всей вампирской силой, на которую только способна.
Оно с лёгкостью отсекает ему голову.
Я смотрю, как он горит, жду, пока от него ничего не останется.
Затем беру клинок и, спотыкаясь, иду к Солону, чувствуя себя опустошенной и слабой, ведь мне больше не для чего жить. Падаю на колени перед его безжизненным телом.
Затем решаю попробовать еще один шанс на его спасение.
Джеремайс сказал, что я могу создавать адекватных вампиров.
Пришло время проверить это.
Наклоняюсь над Солоном, а затем провожу лезвием по своему запястью, оставляя глубокий порез. Кровь течет ему в рот, забрызгивая лицо, попадая в его немигающие глаза, которые смотрят в никуда. Я протягиваю руку, мысленно произнося миллион безмолвных молитв, и осторожно открываю ему рот, убеждаясь, что кровь стекает и туда.
Можно ли воссоздать вампира? Если вампир умирает, можно ли вернуть его обратно? Считается ли, что смерть была от ведьминого клинка? Хватит ли моих сил?
Или он все равно сойдет с ума, навсегда превратившись в зверя?
Лгал ли Джеремайс?
— Давай, Солон, — шепчу ему, прижимая запястье к его рту. — Давай, Солон, пожалуйста. Пожалуйста, очнись, пожалуйста, очнись.
Ничего не происходит.
— Нет, пожалуйста, — умоляю я. Убираю руку, когда его рот наполняется таким количеством крови, что она начинает стекать по щекам.
Это не работает.
Он мертв.
Ты не можешь воскресить его из мертвых.
Я смотрю на его грудь, на темную открытую рану, от которой разбегаются следы по белой коже, будто от электрического разряда.
Под ней его сердце.
Его сильное красивое сердце, сердце мужчины, вампира, зверя.
Я подношу запястье к ране, снова режу себя, наблюдаю, как кровь стекает на его рану, в сердце. Джеремайс вылечил меня, проделав нечто подобное, но он использовал кровь черной магии. Я же использую свою кровь, полную жизни и света.