Кровавая месть
Шрифт:
Потрясённая Боженка вдруг увидела, как Майка просияла. Всего на мгновенье, но совершенно определённо. Вдохновение. Вот как оно выглядит!
— Что-то придумала?
— Придумала. Ты сама мне подсказала. Сейчас говорить не буду, чтоб не сглазить. Посмотрим, что получится.
Боженка уселась поудобнее, заглянула в опустевшую ёмкость и вылила себе остатки из термоса.
— Опять я не договорила. А хотела спросить, хоть и знаю, что неудобно, но мне уже всё равно… Что там с твоим разводом? Только ты не обижайся!
Майкино сияние если
— Такой идиотской бумаги, как иск против меня, я в жизни не читала. Доминик, по-моему, был того же мнения, но не мог шедевра исправить, поскольку оказалось, что у меня нет недостатков. Совсем никаких. Не знаю, что он будет делать. В одном можешь быть уверена, я ему в этом творчестве помогать не стану. А посему, что дальше — не известно. Как ты понимаешь, мне это не надо.
— А кто его писал? Иск в смысле.
— Понятия не имею. Догадываюсь, что какой-то адвокат. По-моему, без извилин.
— Ну тогда я спокойна, — вздохнула Боженка. — А то уже опасалась… Ну, ладно, ладно, зря опасалась, но я же тебя знаю… С твоим добрым сердцем..
— Где доброе сердце, а где Вертижопка…
В Майкином голосе послышалось нечто такое, что окончательно успокоило Боженку. Нет, в этом случае Доминик мог не рассчитывать на помощь жены. Наконец-то во всей этой бредовой ситуации появился хоть малюсенький проблеск здравого смысла!
Принцесса Данута Мартенсон во всех смыслах оказалась сокровищем.
— Это будет дорого, — предупредила Майка, присаживаясь в её стокгольмском салоне в безумно удобное кресло у камина. — Но, головой ручаюсь, сработает.
Данута гораздо медленнее и осторожнее разместилась на мягких подушках.
— И пусть будет. — Ответ прозвучал непримиримо. — После того, что я пережила и до сих пор терплю, Бергсон пойдёт на всё, ведь дело-то я сделала. А тебе я верю. Эта твоя мазь, честно говоря, просто чудо, кожа заживает и мясо под ней тоже, через две недели танцевать буду… ну ладно, ходить нормально. Налей себе сама, я пока… извини…
— Да ну тебя… Мазь вовсе не моя, а Беаты, она лекарство передала.
— Я её обожаю.
— Я тоже.
— А меня Бергсон обожает, потому как вот уже, чтобы не соврать и правду не сказать, лет эдак пять мне везёт. Он сейчас на подъёме и раскошелится, я уверена Подробности идеи не расскажешь?
Майка взяла себе виски с тонной льда и отрицательно помотала головой. Она так сияла, что Данута забыла о своём многострадальном седалище и жутко заинтересовалась. Вообще-то экспозиция и не могла быть дешёвой, но в исполнении Майки, на которой в определённой степени отразилось многолетнее обнищание родной страны, уж никак затратами не поражала. Чуть дороже, ничего страшного, но вот что она придумала? Данута смотрела на Майку умоляющими глазами, и у той, как обычно, дало себя знать доброе сердце.
— Только чтоб никому! Обещаешь?
— Задницей
После столь страшной клятвы Майка сдалась и чуть-чуть приоткрыла тайну. Данута была как-никак специалистом и восторга не скрывала.
— Оператор у тебя есть? Опытный? Чтоб в голографии понимал?
— Поищу…
— У меня есть! Есть! Экстра-класса! Талант! И в этом тоже разбирается! Я тебе его пришлю! Когда надо? Пусть там даже посидит, в Польше уже бывал, любит бигус и рубцы, и чтоб пол-литра, только по-польски не говорит…
— Не страшно. С бигусом заводиться не буду, а рубец могу лично сделать. Качество гарантирую.
— Тогда он для тебя в лепёшку расшибётся. Погоди, давай договоримся…
— Дануся, ты — настоящий брильянт!
— Обе мы брильянты. Когда?
— Откуда мне знать? Всё от погоды зависит, может в любую минуту…
— Харальд будет в боевой готовности!
— Синезубый? — не удержалась Майка.
Данута на своих подушках остолбенела:
— Как? Почему… синезубый?
Майка даже не пыталась скрыть смущение:
— Ой, ты прости, пожалуйста, это у меня такие исторические ассоциации. Встрял такой между тремя поклонниками и, так сказать, мужьями Свентославы — дочери Мешко Польского и сестры Болеслава Храброго. Её называли королевой Трёх Корон. По очереди подцепляли её энергичные правители, викинги как-никак, опять же не слишком щепетильные: Эрик Победоносный, Олаф Трюггвасон и Свен Вилобородый. И Харальд Синезубый там тоже воду мутил. Похоже, в Олафа она была смертельно влюблена, да и против Свена ничего не имела, а вот Харальд, насколько я помню, ей не глянулся. Впрочем, в королевских семьях по сердцу не выбирают, а у меня в памяти засели прозвища, раз Харальд — значит, Синезубый, но обещаю сдерживаться.
Данута пришла в себя:
— Без надобности. Он по-польски не понимает, а на зубы не жалуется. Да ведь ты его знаешь, это он тебе снимки делал для этой работы, можешь на него рассчитывать. Кстати, фамилия у него самая обычная, Нордин. Без всяких зубов.
— Ты, правда, за всем проследишь? Мне не надо Бергсона напрягать? Я уже с ним говорила, и он особо не сопротивлялся, но малость сомневался.
— Уверяю, сегодня же сомневаться перестанет. Я его дожму, — категорически заверила Данута, и Майка успокоилась. Ну, она им всем покажет…
Погода раскапризничалась. К Майке проявила благосклонность, а Казика с Мундей добила окончательно.
Зима охотно отступала, напоминая о своём присутствии главным образом по ночам, из-за чего земля ещё не утратила мёрзлой твёрдости, но в любой момент могла и утратить, что доводило приятелей-кладовладельцев до отчаяния. При этом Казик проявлял трудовой энтузиазм, редко встречаемый у молодых людей его покроя, тогда как Мундя, устав валяться, сполз с одра болезни и занял позицию ленивого надсмотрщика, неотрывно следя за дружком и фундаментом теплицы.