Кровавое золото Еркета
Шрифт:
Кабардинский князь, капитан лейб-гвардии Преображенского полка, по своему чину полковнику равный, почти одновременно с Бухгольцем был отправлен в Астрахань. Там почти два года готовил экспедицию в далекую Хиву, основывая на восточном побережье Каспия опорные пункты для закрепления края. Все было готово, и казаки сушей, а войска морем отправились на казачий городок Гурьев в устье Яика, дабы оттуда пойти всей силой через огромную степь, чтобы добраться до Хорезма. Там Михайло Самонов думал обрести себе счастье и вожделенное богатство…
Но все надежды рухнули, и теперь три дня князь пребывал в полном расстройстве чувств. При
— Я сам огорчен до глубины души, княже, — Ходжа Нефес поклонился, все же по своему положению он был ниже принявшего христианство перса, хотя являлся выходцем из знатного туркменского рода.
— В поход выступать не стоит, князь Александр не в силах вести войска. От горя впал в безумие и еще вчера отрекся от принявшего его рода, назвавшись Девлет-Гиреем. Да, он по крови своей «чингизид», из славного рода Тука-Тимуридов, имеет полное право на любой ханский престол, будь правоверным. Но вот так громко заявлять о себе, настолько громогласно, пожалуй, все же нельзя.
— Лейтенант флота Кожин, что остался в Астрахани, уже объявил князя вероломным отступником и изменником, что замыслил передать русское воинство хивинцам. А тут такие крики, которые слышат многие. Государю Петру Алексеевичу о том непременно доложат.
Перс поджал губы — ситуация выходила и для него крайне неприятная. Казаки могут заподозрить его самого в тайном отступничестве, а это чревато большими сложностями. А ведь поход может и не состояться — и многие служивые люди вздохнут с нескрываемым облегчением. По лагерю ходили слухи, что хивинцы ждут русских в силах тяжких, собрав большое войско. Кроме того, сейчас июнь — самое жаркое время года, и любая затяжка с выступлением приведет к тому, что трава выгорит, и может начаться падеж лошадей. Да и колодцев на караванной тропе не так много, и вода будет большой проблемой — а без нее в пустыне не выжить.
— И что мы будем делать, сиятельный князь…
Вопрос туркмен не успел проговорить, как осекся — в шатре Бековича-Черкасского прогремел выстрел…
Глава 3
Помогите встать, что-то я ослабел за эти дни…
Голос князя прозвучал глухо и еле внятно, словно он впервые начал разговаривать — слова давались ему с трудом. Сиюнч и Ак-Мурза кинулись вперед и подхватили старшего брата под руки. Ноги, казалось, того не держали, но с каждым проделанным шагом Александр чувствовал себя уверенней. И, властно, поведя плечами, отстранил младших братьев — те покорно отступили, преданно смотря на князя.
— Прибраться! Яицких атаманов ко мне немедленно! Мы скоро выступаем в поход на Хиву!
Отрывистый голос предводителя, сухой и безжизненный, но властный, моментально привел суетящихся в шатре людей в полное
— Оставьте меня!
Хотя приказ прозвучал еле слышно, но оба денщика и старый слуга-кабардинец выскочили из шатра быстрее, чем легендарный джинн из бутылки и князь остался один. Никто не заметил горячечного блеска в глазах Бековича-Черкасского, и на изменившиеся интонации в его голосе, сочтя это последствием перенесенного горя — ведь всем известно, как оно порой ломает людей, изменяя не только их облик, но и поведение. А тут такое несчастье обрушилось, что в пору с ума сойти.
— А ведь получилось, — удовлетворенно прошептал князь, — теперь он это я, а я, соответственно, это он. И что интересно, его память во мне полностью, вот только открывать ее опасно — сразу видение жены и дочек приходит, с ума начинаешь сходить. Так что дверцы шкафа лучше держать закрытыми, да еще подпереть, чтобы случайно не распахнулись, а все необходимое доставать через верх, откинув крышку. Другой аналогии как-то не подберешь сразу, но эта более-менее подходит. И что отнюдь не смешно, а совпадением трагично — я ведь по отцу тоже Бекович, и по имени Александр, только Рашидович, если по русской традиции брать с отчеством.
Бекович прошелся по шатру, несколько раз присел, ощущая, что тело ему полностью подвластно. И раскрыл ларец, достав оттуда несколько свернутых бумаг, с подвешенными на шнурках печатями. Развернул одну из них, и как оказалось, самую важную. По ней шла резолюция — «Быть по сему», а внизу короткая подпись — «Петр».
Развернув царский указ, Бекович принялся его читать про себя. Внимательно просматривал текст повеления, и понимал, что теперь предстоит сделать. Ведь одно дело читать историческую литературу об этом злосчастном походе, а другое работа с «первоисточниками», как сказал бы его знакомый преподаватель с кафедры истории КПСС в начале 1970-х годов, когда ему довелось учиться в университете.
«Князю Черкасскому данные пункты, от Его Царского Величества, и по оным как поступать, будучи в Хиве:
1. Надлежит над гаваном, где бывало прежде устье Аму-Дарьи реки, построить крепость человек на тысячу, о чем просил и посол Хивинский.
2. Въехать к Хану Хивинскому послом, а путь иметь подле той реки и осмотреть прилежно течение оной реки, також и плотины, ежели возможно оную воду паки обратить в старый пас; к тому же прочие устья запереть, которые идут в Аральское море, и сколько к той работе потребно людей».
Бекович усмехнулся, разгладил пальцем усы — читать такой текст оказалось интересно. Не выдержав, хмыкнул:
— Царь Петр мог бы устроить экологическую катастрофу с Аральским морем на два с половиной века раньше. В принципе затея интересная — замена Каракорумского канала на протоку в озеро Саракамыш, а потом по руслу Узбою пустить воды в Каспий. Вот только вся штука в том, что такое технически невероятно сложно. И не только бесполезно это занятие, но и вредно в самой своей сути — драгоценная вода канет в песок.