Кровавые розы

Прайор Линдси Дж.

Она отпустила розу, бросив её к его ногам, а затем отошла.

Отошла, чтобы он не увидел страдания в её глазах или того, как дрожат её руки. Вместо этого она пересекла комнату и бросила взгляд поверх Блэкторна, встав спиной к Калебу.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она приехала сюда. Жизнь, которую она вела до этого, теперь казалась каким-то смутным воспоминанием — жизнью до Калеба. Теперь же Калеб присутствовал в каждой её бодрствующей мысли.

Она смахнула слезу разочарования, ожидая звонка, который сообщит ей, умрёт ли она от его

руки или одна из её сестёр. Она могла только надеяться, что кровь, которая текла по её жилам, была кровью серрин — впервые в своей жизни она захотела и нуждалась в том, чтобы быть одной из них.

Она почувствовала его приближение ещё до того, как увидела его отражение в стекле. Его запах напомнил ей о том, что ей отчаянно хотелось забыть. Мурашки пробежали по её коже, позвоночник покалывало от его близости.

— Это было настоящее заявление, — сказал он.

Она смотрела прямо перед собой.

— Это правда. И ты это знаешь.

Он встал рядом с ней, заправил несколько выбившихся прядей волос ей за ухо.

Она держала руки сжатыми по бокам. Её босые пальцы ног сжались на деревянном полу от нежности его прикосновения. Она попыталась успокоить дыхание, но её сердце заколотилось, когда он провёл тыльной стороной пальцев по её шее.

Она осмелилась оглянуться и встретиться с его пристальным взглядом, с его глазами, которые притягивали её так же легко, как и тогда, когда она посмотрела в них в первый раз.

Он вытер её слезинку. Встал перед ней. Поднял розу.

— Предполагается, что ты должна обрывать лепестки, чтобы узнать, любит ли тебя кто-то, а не шипы.

— Ты должен был сказать мне, что всё будет хорошо.

Её сердце подпрыгнуло, когда он нежно провёл тыльной стороной ладони по её щеке, по плечу.

— Это Блэкторн, Лейла. Здесь никогда ничего не будет хорошо.

— Я думаю, что это возможно. И ты можешь сделать так, чтобы это произошло, Калеб. Мы оба можем. Ты можешь добиться этого, доверившись мне.

Он медленно провёл лепестками розы по её ключице.

— Вечно оптимистичный мир Лейлы Маккей, — сказал он.

— Который, как ты знаешь, нельзя недооценивать.

Он бросил розу на диван позади себя, а потом скользнул руками по её бёдрам, и притянул её к себе.

— Ты хочешь, чтобы я доказал, что ты можешь мне доверять? Тогда не сопротивляйся мне. Позволь мне сделать это.

Она нахмурилась от беспокойства, когда его прохладная рука скользнула по её затылку.

Но она бросила ему вызов. Она потребовала этого, и он согласился.

— Ты просишь слишком многого, — сказала она.

— А ты нет? Я даю тебе семь дней, Лейла. Я даю тебе своё слово. Если это заявление было искренним, ты будешь дурочкой, если не воспользуешься этим шансом… и ты это знаешь.

— Так почему бы просто не дождаться результатов? Зачем это делать?

— Ты знаешь почему.

И когда он притянул её к себе, единственное, чего она хотела, это этого момента. Если всё это должно было закончиться, ей нужен был всего один миг с ним: её красивым зеленоглазым вампиром; её напряжённым, угрюмым, могущественным

Калебом. Калебом: вампиром, который держал её тело, сердце и душу прямо в своих руках.

Он нежно поцеловал её в шею, прежде чем снова прикоснулся губами к её губам, вложив обе руки в её ладони, чтобы переплести свои прохладные пальцы с её пальцами.

«Она отступит», — сказала она себе. «Если хоть малейшее сомнение возьмёт верх, она отступит». Но в тот момент это казалось слишком правильным.

? ? ?

Калеб коснулся губ Лейлы своими и притянул её ближе. Её теплота завораживала. Мягкость её тела, лёгкость, с которой оно прижималось к его телу, только заставляли его желать её ещё сильнее.

И на этот раз он позволит себе желать её. Он скользнул губами вниз к её стройной шее. Её пульс под его губами пробудил самую измученную часть его существа. Но он насладится ею. Заставит её забыть обо всём. В эти минуты речь пойдёт только о них. Он предоставит их им обоим.

Он с лёгкостью поднял её, обернул её ноги вокруг себя и отнёс обратно на кровать.

Стянув брюки и трусы, он вошел в неё ровно настолько, чтобы почувствовать, как напряжение снова рикошетом прокатилось по её телу. Это было, в неменьшей степени, волнующе — каждая её реакция проявлялась при каждом задержанном или неглубоком вдохе.

Она должна была знать, насколько уязвимой она себя сделала, и в эти моменты ей, казалось, было всё равно. Что-то необъяснимое произошло между ними, и он никогда не чувствовал ничего сильнее этого. Что-то запретное. Что-то, с чем они боролись в равной степени. Но больше, чем когда-либо, ни один из них не мог ничего сделать, чтобы скрыть это.

Она снова напряглась, когда он полностью вошел в неё.

Возбуждение пронзило его. Её принятие сильно и быстро подтолкнуло его к краю. Он инстинктивно толкнулся, её ногти впились в его шею, а её дрожь ещё больше раззадоривала его.

Его потребность в ней была слишком велика, чтобы воспринимать это спокойно. Её отклики говорили ему о том, что она была достаточно возбуждена, чтобы он увеличил импульс.

И в этот момент, казалось, что каждая частичка его и каждая частичка её просачивались наружу, смешиваясь, переплетаясь безвозвратно, когда она инстинктивно начала расслабляться, впуская его глубже.

Калеб толкнулся сильнее, желая, чтобы она не думала ни о чём, кроме него, о нём внутри неё, о том, что он является частью её в акте, который был кощунственным для них обоих в своей интимности.

Потому что именно такой она и была — сильно и интимно принадлежащей ему.

Он скользнул рукой под её поясницу, обхватил за талию и, крепко прижав её к себе, слегка наклонил её, чтобы позволить себе войти глубже, прижимая одну руку над её головой, снова переплетая их пальцы.

Когда он почувствовал, как она сжала его руку, он снова толкнулся. Её неглубокие, отрывистые вдохи были почти невыносимы для него. Её ногти глубоко впились в его руку, когда он снова опустил голову к её шее.