Кровавый апельсин (сборник)
Шрифт:
— Понятно. — Из трубки долетали приглушенные звуки музыки. Неужели "Кармен"? Дом Рут был средоточением последних модных новинок, рекламируемых журналами: яркие ситцевые занавески, картины на стенах — все дорогое и бездушное, как она сама. Странно, с чего бы это ее с утра потянуло на классику? — Не могла бы ты передать Кристоферу, когда он позвонит из Лондона, что я его ищу?
— Боюсь, он будет занят. — В голосе слышался металл, как тогда, в Лидьятсе. — У него сейчас много дел.
— Мне надо срочно поговорить с ним.
— Сочувствую,
— Эй, Тиррелл, ты снова собираешься заняться журналистикой? — Клодия в жакете горохового цвета и короткой юбке, очень уместной при ее красивых ногах, спустилась ко мне. — Птички на крылышках принесли известия, что у тебя намечаются перемены.
— Перемены?
— Продаешь яхту?
Я посмотрел ей прямо в глаза. Она ответила спокойным взглядом больших невинных глаз, окаймленных длинными пушистыми ресницами. Волосы, как всегда, безукоризненно уложены, губы тщательно подкрашены. Работа в преуспевающей фирме приучила Клодию всегда быть в форме.
Я поинтересовался:
— Тебя послал Кристофер?
— Он просто сказал, что вы с ним надумали продать яхту, — ответила она. — Естественно, я помогу вам. Я обещала ему, что загляну к тебе.
— Ко мне? — переспросил я.
— По делу, — ответила она. — Не будь идиотом.
— Я корабль не продаю, — отчеканил я.
Она опустила глаза и стала разглядывать свои изящные туфельки, вполне подходящие для посещения объекта, интересующего фирму.
— Ясно, — резюмировала она, явно не веря ни единому моему слову. — Угостишь чем-нибудь?
Мы спустились на набережную и пошли в "Дыру". Кирк любезно раскланялся с нами. Я заказал шампанское для Клодии и виски для себя. Мы уселись за столик на улице, лицом к бухте, где покачивался на волнах длинный белый корпус "Лисицы" с огромным клювом бушприта и стремительным изгибом кормы.
— Потрясающий корабль, — сказала Клодия. Ее глаза были слегка прикрыты — так бывало, когда мы занимались любовью. Секс, деньги и корабли были для Клодии неразрывно связаны между собой.
— Ты говорила с оценщиком? — спросил я.
— Ничего не могу тебе сказать, — ответила она.
— Почему не можешь?
— Хотя бы потому, что ты для меня не просто клиент. Я не могу рисковать своей репутацией. Можно делать клиентов друзьями, но не друзей — клиентами.
— Значит, не разговаривала?
Ее уверенная рука сильно толкнула мое колено.
— Я должна возвращаться в Саутгемптон, — быстро произнесла она. — Я скажу тебе одну вещь: если ты рассчитываешь, что "Лисица" стоит недорого, тебя ждет разочарование.
— Меня не волнует, сколько стоит корабль. Он не продается, — снова жестко сказал я.
Клодия была хороша в компании. Она острила, смешила, поднимала настроение. Но когда Клодия чуяла сделку, она становилась исключительно серьезной. Я однажды видел, как она вылила бокал шампанского на лысину безобидного энтузиаста, который передумал продавать реставрированный паровичок XIX века.
Нижняя губа Клодии слегка скривилась.
— Кристофер уже начал поиски покупателя.
— Он изменит свои намерения.
Она иронически хмыкнула:
— И кто же его заставит?
Я резко ответил:
— Извини, но у меня много дел.
Ее губы задрожали от гнева и обиды.
— Ну что ж... Я хотела тебе помочь.
Клодия встала из-за стола и быстро пошла прочь. Я проводил ее взглядом. Красный "альфа-ромео" неторопливо проехал по шоссе, удаляясь в те благословенные места, где люди строили планы и занимались делом. Здесь, в Бейсине, я был как бы вырван из жизни. Я болтался между небом и землей, на границе двух разных миров, не принадлежа ни одному из них.
Впервые я испытал подобное чувство, возвращаясь на самолете из Центральной Америки. Свист пуль и автоматные очереди еще звучали в моих ушах, а брюки были заляпаны грязью того кювета, в котором мы отлеживались, пережидая перестрелку.
В Бейсине мне больше всего нравился покой.
Но сейчас я испытывал чувство, подобное тому, какое испытывает босой, слепой, беззащитный человек в комнате, кишащей скорпионами.
Я убрал телефон, вынул из шкафа кожаную куртку и мотоциклетный шлем и, закрыв на корабле все замки, направился к автостоянке.
Когда-то я начинал с "бэнтама". Сейчас у меня был 750-цилиндровый "нортон-командо", мощный красавец, закованный в стальные латы, выпуска 1971 года. Я купил его у владельца кафе и потратил два года на ремонт. Многие тогда удивлялись, зачем мне этот старомодный, тяжелый, не очень-то скоростной мотоцикл. Впрочем, многие не понимают и того, почему я так держусь за "Лисицу".
К моему удивлению, "Нортон" завелся сразу. Я выехал со стоянки. Меня беспокоил акселератор, но на шоссе я сразу же прибавил скорость. С главной дороги я свернул налево и, обгоняя вереницы машин, медленно тащившихся к морю на уик-энд, устремился к Нейлор-Хиллу. С холма открылся знакомый вид на Пултни. Нагромождение серых шиферных крыш, черные камни причала, бриллиантовая голубизна моря.
Я подъехал к бензоколонке, чтобы заправить мой порядком истощенный "Нортон". Полная женщина с короткими толстыми ногами и кислым лицом вяло управлялась со шлангом, изнемогая от жары. Уйма народу толпилась вокруг продавцов мороженого и автоматов с водой.
Брокерскую фирму по продаже яхт я нашел по зазывной рекламе, предлагающей самые лучшие и самые дешевые парусники. Я оставил мотоцикл у тротуара и вошел в офис. Секретарша в серебристой блузке с глубоким декольте, обнажавшим высокую загорелую грудь, в туго облегающей юбке встретила меня усталым, осоловевшим от духоты взглядом. Я спросил мистера Пинсли.
С трудом шевеля ярко накрашенными губами, она ответила:
— Он ушел час назад.
— Когда он должен появиться?
— К сожалению, не знаю.