Кровавый апельсин (сборник)
Шрифт:
У меня были и другие предположения.
Пора бы их проверить.
Я пошел в сарай на набережной, где помещался оргкомитет гонок. Там сидела очень деловая льняная блондинка. Всего через полчаса она доставила на "Лисицу" переносной телефон. Я сделал заказ и через тридцать пять минут уже говорил с Англией.
Гудки были тоненькие — что значит портативный телефон. Я отсюда видел их: Кристофер и Рут машут ракетками на закрытом корте, телефон и кувшин "Пиммза" на столике возле живой изгороди из коротко подстриженных тисовых деревьев.
— Алло? — Голос Рут, тонкий, как у школьницы. Я попросил позвать Кристофера. Она сказала:
— А нельзя подождать? Он как раз играет сет.
— Мне нужен Кристофер, — сказал я.
В трубке потрескивало расстояние в тысячу миль.
— Но...
— Это не имеет отношения к тебе. И К твоему любовнику.
— Подожди, — сказала она.
Голос у Кристофера был запыхавшийся, но напыщенный, как всегда.
— Послушай, — сказал он. — Какого...
Я спросил:
— Ты хотел бы оказаться в центре скандала?
— Да какого...
— Ты напишешь письмо Невиллу Глейзбруку, — сказал я. — Поставишь сегодняшнее число. Наклеишь марку. И откажешься от должности его личного парламентского секретаря. Немедленно.
Последовало молчание, как будто его оглушили ударом по голове. Наконец он произнес:
— Объясни, пожалуйста.
Я отметил это "пожалуйста". Напыщенность исчезла. Теперь голос звучал настороженно — так бывают насторожены животные, за которыми охотятся.
— Леннарт Ребейн встречался с тобой в Чатеме? — сказал я. Это была догадка, но удачная догадка.
— А кто он такой?
Я сказал, что Кристофер прекрасно знает, кто такой Ребейн. Снова молчание.
— Ну так что? — спросил он.
— Что он говорил тебе?
— Что-то нелепое о нашем отце.
— Это нелепо, но правда. А ты знал, что твой тесть пытался соблазнить его на вечеринке гомиков?
— Чушь, — сказал Кристофер. Но в его голосе не было уверенности.
— Или ты спровадил Ребейна и сбежал, или просто торопился уйти. Одним словом, ты его отшил. А я как раз сообщил, что мы на подходе. И он отправился ко мне. Глейзбрук был на "Вильме". Леннарта последний раз видели на "Вильме" примерно в одиннадцать пятнадцать. А в одиннадцать тридцать мы налетели на его лодку, полную воды.
Кристофер промолчал.
Я сказал:
— Кто-то держал Ребейна под водой, пока он не утонул, потом затопил его лодку и пустил в море. В это время на парусниках пели. Никто ничего не слышал. Его гибель должны были принять за несчастный случай. Но им повезло. Мы переехали лодку, а Ребейн зацепился за наш винт.
— Кто же его убил? — В голосе Кристофера звучала теперь признательность, смешанная с ужасом.
— Есть такая служба безопасности, — сказал я. — Называется "Противовес". Они три раза пытались убить меня, чтобы завладеть фотографиями, на которых Невилл Глейзбрук заигрывает с моряками. Пленка у одной эстонки, она работала в полиции, а сейчас находится в Хельсинки. За ней охотятся русские. Уноси ноги, Кристофер.
Наконец он спросил:
— А ты уверен?
В его голосе слышалось напряжение. Кажется, он складывал два плюс два и у него начало что-то проясняться в голове.
— На сто процентов, — ответил я.
— Я тебе признателен. — Все его высокомерие исчезло. Теперь это был младший брат, который благодарит своего старшего брата за то, что тот избавил его от забияки на детской площадке.
— Не за что. Можно Рут на два слова?
— Рут? О Господи! Конечно.
Рут говорила резким, холодным тоном.
— Что ты с ним сделал? Он похож на треску, выброшенную на берег.
— Как зовут любовника? — спросил я.
— Пошел к черту! — Она так и обдала меня презрением.
— Пропечатаю в газете, — сказал я.
— Ты ничтожество.
— От такой слышу. Ну, как его зовут?
Она назвала имя.
— Спасибо, — сказал я.
Она швырнула трубку.
Телефон зазвонил. Это была Надя. Голос у нее был жизнерадостный, журчал, как ручеек.
— В оргкомитете гонок мне дали твой телефон. Я в Хельсинки, — сообщила она.
Я объяснил ей, где нахожусь. Мне хотелось сказать, что я ее люблю. Но были и более срочные вещи. Снаружи узел был гладким, как корзинка, каждое волокно на месте. Но в середине был уродливый колтун, и я хотел его распутать.
Я сказал:
— Скажи, когда мы поехали к могиле моего отца, откуда твои коллеги узнали, где нас искать?
Она немного удивилась.
— Я же тебе говорила. Наверное, поставили электронное устройство у меня в машине.
— Значит, они тебя уже подозревали.
Она жестко засмеялась.
— Все знали, что я встречалась с тобой в Англии. Я написала об том в отчете.
— Почему же они преследуют тебя?
— Никто не знает, почему делает что-либо Сергей Грузкин, — сказала она. — Может быть, у него с кем-то сделка. Если он не хочет сказать тебе, ты никогда не узнаешь.
Я немного подумал об этом. Наконец попросил Надю:
— Позвони этому Грузкину.
— Что-о-о?
— Позвони ему. Спроси, как все произошло. Как старая сотрудница.
Она помолчала. Потом проговорила:
— Он русский мерзавец. Очень плохой человек.
— Но он же тебе ничего не может сделать.
Она подумала. И вдруг захихикала.
— А правда, — сказала она. — Почему бы и нет?
— Умничка.
— Как-как?
— Я люблю тебя.
— Вот и хорошо.
— Я должен плыть, — сказал я. — Я тебе позвоню.
— Я буду ждать.
Она продиктовала мне свой телефон.
Я пошел на палубу. Оглядел линию судов. Мы плавали вместе три года подряд. Все они были знакомы мне, как клавиши моей пишущей машинки.