Кровавый круг
Шрифт:
К столу подошел невысокий толстячок и положил перед полковником несколько листков.
— Факсы из Москвы и Питера. В Пулкове загрузилось сто тридцать четыре пассажира. Во Внукове сошли сорок шесть человек. На борт вошли девять. Всего девяносто семь. Плюс восемь человек экипажа. В самолете сто пять человек. Паспортные данные уточняются. УВД Москвы и Питера уже начали проверку.
— Не так много.
— Не сезон, Константин Иваныч. Март на дворе. Наши курорты в это время года особым вниманием не избалованы.
— Все, что могли, мы сделали. Но, боюсь, просчитались в главном. Все наши
— Я вот что подумал, — начал седовласый мужчина с погонами полковника милиции на плечах. — Почему они так рано о себе заявили? За два часа до прилета. Выкладывать свои карты заранее не имело смысла. Самолет и без того заправили бы. Согласно расписанию, он сегодня же вылетает обратно. Экипаж мог бы и не покидать лайнер, находясь под прицелом. Загрузили обратных пассажиров, закончили рулежку и перед взлетом объявили бы свои условия об изменении маршрута и потребовали бы предоставить им коридор. Могли сделать то же самое после взлета. В воздухе они недоступны, а пассажиры беспомощны.
— Ход ваших мыслей мне понятен, Дмитрий Николаич. Но тут есть риск. Кто-то из пассажиров мог бы заподозрить неладное или получить записку от стюардессы и, покинув самолет, принести сообщение куда следует. Видимо, они считают, что один экипаж и самолет недостаточно иметь в заложниках. А потом, где гарантии, что на обратный рейс в самолет вместо пассажиров не сядут наши люди? Тут ясно одно — рисковать они не могут.
— Вы говорили о ценном грузе, — вмешался лысеющий блондин с трехдневной небритостью на лице, — но мы ничего не знаем о грузе. Оружие? Вряд ли. Наркотики? Так их из Афгана в Россию везут, а не наоборот. А если они сопровождают какую-то очень важную персону, которая должна покинуть нашу страну в срочном порядке? Или того хуже: сами похитили важную птицу — ученого, политика, военного. А потом начнут нас шантажировать. Вполне возможно, что заказ получен из Кабула и по этой причине они не беспокоятся, что их собьют над Афганистаном.
Ершов глянул на говорившего.
— Представим себе такую картину, Лоскутов. И что мы получаем? А то, что у нас нет выбора. Ни на какие уступки они не пойдут. И деньги — это лишь отвлекающий маневр. А значит, мы предоставим им коридор и выпустим наш самолет с сотней наших сограждан в пасть дьяволу. Кроме как посредниками нас никак не назовешь. Тогда чего мы стоим и за что нам деньги платят? За пособничество террористам?
— А вам не кажется, что вы слишком увлеклись? — заметил полковник милиции. — Может, все это блеф и на борту самолета находится горстка вооруженной шпаны?
— Мы обязаны предполагать худшее, Дмитрий Николаич. А главное — мы обязаны предотвратить катастрофу. Прикиньте на секундочку, что этот Махмуд не блефует и начнет сбрасывать трупы с самолета каждые три минуты. Вы хотите, чтобы мировая общественность в очередной раз назвала нас варварами?
— Вы сами себе противоречите, Константин Иваныч. То вы говорите, что мы должны пресечь террор на корню, то заботитесь о мнении мировой общественности. Но двух решений быть не может.
— Это ты точно сказал, Дмитрий Николаевич. Решение может быть только одно. Но оно должно быть правильным. Сапер имеет право только на одну ошибку. Цена ей — жизнь. В данном случае — жизнь сотни человек.
— Дневная норма чеченской кампании. Мы уже привыкли к большим цифрам.
— Там воюют люди в погонах. Это их работа. Чем больше опыта, тем меньше смертей. Они сами за себя в ответе. А тут мы решаем, жить людям или нет. Они, сидя в креслах и разгадывая кроссворды, понятия не имеют, что мы здесь решаем: жить им, или какая-то сволочь вышибет им мозги автоматной очередью.
Коваленко взглянул на часы.
— Время связи, Константин Иваныч. Он предупредил, что умеет считать минуты.
— Что с деньгами?
— Будут здесь с минуты на минуту.
— «Калина» запрашивает борт 14-69.
— Я 14-69. Полет проходит в заданном режиме.
И вновь связь перехватил Махмуд.
— Слушаю тебя, полковник. Только переходи к сути. Мы с тобой не дипломаты.
— Деньги придут с минуты на минуту. Ведем переговоры с Туркменией, Узбекистаном и Азербайджаном о получении коридора. Ваши условия приняты, но вы должны освободить пассажиров на нашей территории. Я имею в виду Россию.
— Готов пойти на подобную уступку, но тебе, полковник, придется полететь и достать еще два миллиона.
— Но это нереально. Мы с трудом…
— Заткнись. Я возьму только один. Пока не знаю где. Надеюсь, ты уже хорошо приготовился к встрече? Рано не успокаивайся. Когда мы будем пролетать над Ростовом, я тебе сообщу, где мы приземлимся. Подготовь полосы и условия в аэропортах Ставрополя и Нальчика. В каждом из аэропортов нас должны ждать автозаправщики и деньги. Теперь ты понял, почему я возьму только один миллион? Остальные вернутся в свои банки. Надеюсь, губернатор не дурак и все устроит.
— Но Нальчик не Ставропольский край, а…
— Грамотный, знаю. Тебе до него сто двадцать километров хода. Пошлешь вертолет с деньгами. Успеют. Ну а мы сбавим скорость, чтобы ты не очень спотыкался. Так что прибудем с опозданием. Так надежнее. У тебя солдат не хватит все аэропорты обложить. Свяжемся через полчаса. Я тебя сам вызову.
Махмуд-Григорий снял наушники.
— Малый ход, командир. Нам осталось лететь час десять минут по графику, а мы должны приземлиться в Ставрополе через два часа.
— У нас на два часа топлива не хватит.
— Не морочь мне голову, Борис Евгеньич. Я ведь приборную доску не первый раз в жизни вижу.
10 часов 15 минут
В Москве в одном из кабинетов на Лубянке на все всегда смотрели шире. Пришло время, когда можно свои действия не согласовывать с Центральным комитетом партии, а решать любые вопросы, не выходя из кабинета. Вот двое умудренных опытом и покрытых сединами генералов и думали над очередной задачей.
— Действия Ершова похожи на действия опера из сельского отделения милиции, а не опытного сотрудника нашей организации. Мы дали ему распоряжения отменить все его панические приказы. До прибытия самолета осталось чуть больше часа, Юрий Палыч. Как распределим время?