Кровавый приговор
Шрифт:
Лючия улыбнулась, не глядя на мужа, протянула ему маленькую кучку полных стручков и сказала:
— Сделай и ты что-нибудь хоть раз.
Он тоже улыбнулся и начал распарывать большим пальцем стручки и высыпать фасолины в миску.
Лючия перестала работать, взглянула на него и сказала:
— Расскажи мне.
И он рассказал.
Ричарди закончил заполнять гору бланков, означавших конец расследования, положил ручку и закрыл чернильницу. Вечер одержал победу над днем. Конус света, падавшего
Он в последний раз окинул взглядом кабинет, прислушался: за дверью тишина. Он был последним. Надо уходить.
Ричарди вышел из кабинета, закрыл за собой дверь и пошел к лестнице. «Я туда не вернусь», — сообщил ему призрак мертвого вора с пистолетом в руке и дырой в голове, откуда капал мозг. «Ну и не возвращайся!» — зло подумал комиссар.
Погода на улице была чудесная. Весна, подпрыгивая, кружилась около него, стараясь привлечь его внимание. Но человек, который смотрит на жизнь со стороны и видит мертвых, не мог почувствовать весну.
«Я иду домой. В дом, где я больше не имею права даже мечтать о тебе, любимая».
Майоне рассказывал Лючии так, как не делал уже много лет — сердцем и душой.
Лючия увидела перед собой несчастную, зверски убитую старуху и прекраснейшую женщину, изуродованную шрамом, и пережила боль и ужас. Потом она увидела маленького человечка с прядью на лысине, шестидесятилетней невестой и неумирающей матерью и смеялась до слез. Она представила себе знатную и богатую женщину, лишенную любви, и пожалела ее; потом — мужа этой женщины, пожилого, уважаемого и печального, и его пожалела тоже.
Она познакомилась с толстой женщиной с маленькими глазами и неодобрительно покачала головой, узнав, что та решила стать обманщицей, хотя всегда была честной. Но, узнав, что у той есть умственно отсталая дочь, которая видит какой-то ад, Лючия посочувствовала толстухе. Она проникла мыслями в больной ум самовлюбленного актера и снова ужаснулась.
Лючия мысленно увидела бледную девочку с большими глазами старухи, у которой не было матери, а теперь не стало и отца, и заплакала о ней. И покачала головой, представив себе грозного бандита и распутного коммерсанта, кровь которого отравила красота.
Она внимательно вгляделась в глаза мужа, когда он заговорил о женщине, которая решила «отгрызть себе лапу, попавшую в капкан», чтобы снова стать хозяйкой своей жизни и жизни своего сына. Лючии показалось, что она слышит в его голосе давнюю ноту, которая, как она думала, звучала только для нее. Но муж улыбнулся ей, погладил ее по лицу и сказал: «Пресвятая Дева! Какая же ты красивая!»
Лючия познакомилась с веселым и счастливым хозяином пиццерии, а потом увидела, как брызнула из его груди кровь, пролитая из гордости и любви к детям, и заплакала о нем и о трех его малышах. Вместе с его женой и матерью она боролась, чтобы спасти его доброе имя, и вместе с ними победила.
Она еще раз почувствовала, что такое дети. Дети калечат матерей шрамами, убивают их ударами ног, ждут смерти матери, чтобы жениться. А матери лгут, воруют, обманывают ради них. И отказываются ради детей от любви и жизни, от красоты, от мечтаний.
В конце рассказа она увидела человека, который смотрит в окно и у которого это окно отняли. И муж рассказал ей о трещине в броне Ричарди — о том, как он узнал про невозможную любовь комиссара, который нашел убийцу ее Луки. Она вспомнила, какая боль, словно облако, окутывала Ричарди на похоронах ее сына. Вспомнила зеленые прозрачные глаза, в которых отражалось ее горе.
Лючия подумала, что судьба идет неизвестными путями и часто приносит беды, но иногда может одарить и счастьем. И бывает, что судьбе можно помочь.
Она сжала губы, а потом улыбнулась своему любимому, мужчине своей жизни, отцу ее детей — живых и мертвых.
Энрика сидела в своей темной комнате и старалась успокоиться, но ей не удавалось перестать плакать. Унижение, обида, гнев — это были не ее чувства. Раньше она никогда их не испытывала и поэтому теперь не знала, как с ними бороться. Она всей душой ненавидела себя.
Родные даже не пробовали нарушить ее одиночество: ее сдержанность была преградой, которую никто не пытался преодолеть.
Окно кухни вызывало у нее ужас. Но оставаться далеко от этого окна тоже было ужасно: с каждым днем ей все больше не хватало зеленых глаз, смотревших из темноты.
Она услышала тихий стук в дверь и сказала, что не голодна.
Однако голос ее матери настойчиво просил:
— Открой. У двери стоит человек, который хочет тебя видеть и говорит, что это важно.
Энрика подошла к двери. Ее ждала незнакомая красивая синьора. На гостье была черная шаль, но платье под шалью было красивое, с ярким цветочным рисунком. Эта женщина улыбнулась Энрике, взглянула на ее опухшие от слез глаза и сказала:
— Добрый вечер, господа. Меня зовут Лючия Майоне.
Комиссар Луиджи Альфредо Ричарди почти не прикоснулся к еде и даже не ответил на расспросы встревоженной няни Розы. Он был раздавлен печалью. Как раньше, он слушал музыку, которая прилетала по радиоволнам из далеких салонов, но сегодня не было танцовщиц, и музыка звучала понапрасну.
Было уже поздно, но ему не хватало мужества уйти в свою темную тюремную камеру и оказаться таким одиноким, каким он еще никогда не был.
Как автомат, он снял с себя дневную одежду и переоделся в ночную. Он чувствовал себя так, словно ему было сто лет. А может быть, он вообще не рождался на свет.
Перед тем как погасить свет, он все же не удержался и взглянул в окно. И его сердце переполнилось любовью.
На другой стороне улицы девушка со слезами на глазах и с пяльцами в руке смотрела из своего окна в его сторону.