Кровавый закон
Шрифт:
— Мне жаль, Кнут… — Броня для них значила очень многое. Нет, она для них значила все. По сути — это и была их жизнь.
«Мне тоже».
— По северному коридору, — похлопал его по чешуе Лекс, и через несколько секунд миролюбиво поднял руки: — Да-да, прости. Я в тебе не сомневаюсь.
Через многое же Кнут переступил, раз согласился работать вместе с теми, из-за кого перебили всю его семью.
— Пожалуйста, будьте осторожнее, — тихо сказала Олиф.
— Я слышу дрожь в голосе? — поднял брови мужчина.
— Волнение, — насупилась девушка.
— Спину береги, — пожелал ей
Олиф со смесью страха, волнения и предвкушения ожидала, когда же наступит этот ужасный момент — момент, когда они скажут, что пора. Мужчины еще несколько минут что-то бурно обсуждали, и когда Ринсер крикнул: «Выступаем!», у девушки сердце сделало сальто в груди и провалилось в пятки.
«Пригнись и держись крепче», — приказал ей Кнут.
Олиф дрожащими руками вцепилась в выступ на седле. Она почувствовала, как напряглось все тело, как медленно забурлил в крови адреналин, как подступил к горлу страх: страх за Лекса. И за Ринслера тоже.
Внезапно земля под ней закружилась, в лицо ударил мощный поток воздуха. Чтобы без травм преодолеть этот тоннель, девушке пришлось буквально слиться с седлом змея. Олиф судорожно держалась за выступ, боясь сделать хоть одно лишнее движение.
Неожиданно воздух перестал дуть в лицо. Девушка приподняла голову и поняла, что они остановились. Олиф молча сидела и выжидала, хотя отчаянно хотелось вскочить и бежать. Она услышала впереди разъяренные крики, звуки тяжелых ударов, кажется, послышалось даже хлюпанье. Так продолжалось несколько долгих, томительных минут. Девушке казалось, что ее сердце сейчас выпрыгнет наружу от волнения. Она абсолютно точно поняла, что не хочет никуда уезжать, единственным ее желанием было остаться тут, вместе с Лексом. Потому что неизвестность — еще страшнее.
Наконец, из-за поворота показался Ринслер и поманил их к себе. Снова воздух ударил девушке в лицо. Она взволнованным взглядом осмотрела обоих мужчин: на их одеждах прибавилось крови, вот только чьей, было не ясно.
Вдруг Кнут остановился. К нему подошел Лекс.
— Олиф, — начал он, — сделай одолжение, ладно?
— Какое? — насторожилась девушка.
— Не оглядывайся, хорошо? Чтобы ты ни услышала, просто не смотри назад.
— Будет что-то ужасное?
— Просто не смотри назад.
— Ладно, — кивнула она, сама абсолютно не уверенная в том, что сможет сдержать слово.
Кнут снова двинулся в путь, и напоследок она услышала голос мужчины:
— Спину береги!
Олиф улыбнулась одними уголками губ и припала к седлу. Пока они ехали по темным тоннелям, которые прекрасно вмещали в себя такого огромного змея, ее не покидало ощущение полета. Казалось, что весь мир остался позади, и теперь существовало только два тела: она и воздух, который буквально приподнимал ее над седлом. На поворотах дух захватывало, и тогда казалось, что от онемения руки просто напросто отцепятся. В такие моменты Олиф еще сильнее вжималась в седло, и молила Берегинь, чтобы те не дали ей свалиться. Темнота придавала особый колорит: как будто они находились вообще не в этом мире, а где-то далеко-далеко, за пределами Земли.
Девушка почувствовала себя почти счастливой.
А потом позади них раздались незнакомые звуки, напоминающие боевой клич. Такой поворот событий явно шел вразрез с оговоренным планом. Кнут прибавил скорости, но голоса не отдалялись, даже наоборот. В конце концов, Олиф удалось различить ясный приказ: «Стрелять!!! Не дайте им уйти!!!».
— Кнут… — панически крикнула девушка, и в этот момент буквально прямо рядом с ее ухом просвистела стрела. — Кнут!!! — закричала Олиф.
«Не бойся», — пропыхтел змей.
Стрел становилось все больше. В такой полутьме прицелиться было очень трудно, но и Кнут был довольно большой мишенью. В конце концов, он разогнался до такой скорости, что перестал вписываться в повороты. Каждый раз, стоило им повернуть, на Олиф сыпалась груда камней, подбитая массивной тушкой змея. Стрелы никуда не делись. Девушка не чувствовала боли, но понимала — это временно. В любую секунду, в любое мгновение все может измениться. С каждым новым свистом, она вот-вот ожидала, что сейчас опустит взгляд, а у нее из груди будет торчать железный наконечник.
— Кнут! — в очередной раз вскрикнула Олиф.
«Еще немного! Еще чуть-чуть!».
Они пронеслись мимо какой-то деревянной арки. Змей задел хвостом ее конец, что-то сзади посыпалось с громким треском. Олиф вжалась в седло, но боялась даже на секунду прикрыть глаза. Потому что боялась неизвестности.
В этот момент земля, словно мост, провалилась прямо перед ними, образуя подобие горки, и они вылетели наружу.
Первое и последнее, что увидела Олиф перед тем, как ее ослепило яркое солнце — это чистое, голубое небо.
Глава 21
Ей казалось, что она летела. Наверное, птицы в небе чувствуют тоже самое. Они машут крыльями, поднимаются все выше и выше, и у них появляется такое ощущение, словно сердце начинает выпрыгивать из груди. Оно так сильно колотиться, что кажется, еще немного, и его просто разорвет на части. А внутри зарождается такое тепло, которое будто говорит тебе: «Лети. Ты свободна».
Что такое свобода? Олиф всегда знала. Вернее, думала, что знала. Свобода — это независимость. У тебя нет никаких обязанностей. Тебе не нужно вставать по утрам и работать до потери пульса ради того, чтобы прокормить свою семью. Тебе не нужно убивать человека, ради того, чтобы спасти свою сестру. Тебе не нужно терпеть каждый новый бессмысленный день, ради того, чтобы выжить. Тебе не нужно выживать, чтобы оказать свободным.
Ей казалось, что она знает, что такое свобода.
Но это не так.
Свобода — это не независимость. Свобода — это невесомость. Свобода — это полет.
Когда ты летишь — ты свободен.
Олиф улыбнулась, не открывая глаз. Ей хотелось раскинуть руки в стороны и закричать. Закричать настолько сильно, чтобы горло засаднило от боли. Ей хотелось, чтобы весь мир узнал: она свободна. Здесь и сейчас. Она справилась. Она выжила.
Никто не способен понять, какую боль ей пришлось пережить. Никто. Но солнце, которое убивало ее день за днем, которое отбирало силы, которое каждую секунду высушивало влагу из организма, — это солнце сейчас улыбалось. Улыбалось ей, Олиф. И она улыбалась ему в ответ.