Кровник
Шрифт:
Спустя минут двадцать доктор действительно отчалил: я слегка задремал, в нервном ожидании истощив свои силы, и вздрогнул, проснувшись от скрежета ржавых воротных петель.
Выглянув в окно, я обнаружил, что «Волга» Али выехала за территорию, а Рустем задвигает ворота на место, оживленно напевая себе под нос.
Выскочив на улицу, я обогнул корпус и, столкнувшись лицом к лицу с быстро перемещающимся в направлении второго корпуса завхозом, ухватил его за руку и, скорчив заговорщицкую рожу, спросил с сильным
— Хочешь заработать сто баксов, а? Хочешь? Рустем пару раз хлопнул ресницами, и на его высохшем лице обозначилась легкая степень озабоченности. Пару раз безуспешно дернув свою руку, зажатую моей железной дланью, он плаксиво крикнул:
— Пусти, дяденька, пусти! Я должен работать!
— Я тебе дам сто баксов, — медленно проговорил я по слогам и ласково улыбнулся. — Ну? Сто долларов! Хочешь?
— Гы! Сто долларов, — Рустем вдруг расплылся в широченной щербатой улыбке и пустил слюну. — Гы! Дай!
— Давай так, — я опять заговорщицки подмигнул и отпустил руку завхоза. — Мы хотим трахаться, понятно? Трахать-ся, — я изобразил движение сильно спешащего лыжника и скорчил блаженную гримасу. — Ясно?
— Гы! Трахаться! — Рустем осклабился и тоже пару раз дернул руками, боднув воздух костлявым тазом. — Трахаться! Хорошо!
— Ну вот, — я похлопал завхоза по плечу. — Ты нам дай хорошую бабу, а мы тебе дадим сто баксов. Бабу на полчаса. И — сто баксов. И — никому ни слова. Идет?
— Идет! — Рустем согласно закивал головой, затем испытующе уставился на меня и вдруг спросил:
— Ты военный, да? Ты русский, да?
Я аж поперхнулся. Интересное кино! Как-то один знакомый психоаналитик сказал мне между делом, что шизоиды обладают повышенной чувствительностью и в некоторых случаях даже слабо выраженным даром прорицания… Так, так… Черт, насчет памяти шизоидной я не припоминаю — что там они помнят, что не помнят… Да, вот это залепуха! На практике с таким вот проявлением я столкнулся впервые.
— Ну что ты, что ты! Что ты, Рустемчик! — Я ласково погладил завхоза по спине и взял его под руку. — С чего ты взял, что я военный, да еще и русский, а? Тебе кто-то сказал? Или ты меня еще где-то видел?
— Ха! — завхоз высвободил руку и погрозил мне пальцем. — Ты, когда стоишь, постоянно засовываешь большие пальцы рук под мышки, — сообщил мне завхоз и лукаво шмыгнул носом. — Гы! Так делают военные — они пихают пальцы под лямки разгрузки, — Рустем плутовато хихикнул и причмокнул губами. — Ты шпион, да?
— Я журналист, понятно? — Я изобразил в воздухе вращательное движение и чуть было снова не поставил большие пальцы рук под мышки — черт, действительно, как это так просто можно проколоться! Идиот, идиот — а узрел!
— Я постоянно ношу кинокамеру и потому привык поправлять ремень, — пояснил я завхозу. — Кино, понимаешь, телевизор. Ясно?
— Ясно, — Рустем опять шмыгнул носом. — Бабу, говоришь?
— Бабу, бабу, — подтвердил я. — Доктору — ни слова.
— Ни слова, — подтвердил Рустем и пригласил жестом следовать за ним. Дойдя до последнего, шестого по счету, корпуса, расположенного в самом конце обширного дурдомовского двора, Рустем показал на дверь. — Туда, они там…
Войдя в корпус, я обнаружил, что справа по узкому коридору имеются восемь обитых жестью дверей — посреди каждой двери был застекленный глазок диаметром сантиметров в 20.
— Смотри, выбирай, — предложил Рустем. — Кто понравится, скажи.
Я судорожно сглотнул и молча покивал головой — слова не мог вымолвить. Сердце мое застучало, как большой барабан на полковом разводе. Сделав длинный выдох, я приник оком к «глазку» первой по счету двери. В палате находились две женщины, закутанные в черные платки. Они сидели на голых матрацах, брошенных прямо на пол, и молча чего-то месили в большом тазу. Я стукнул по двери пальцами — женщины одновременно повернули ко мне лица… Нет, это были какие-то зрелые дамы неопределенной национальности — моей женой тут даже отдаленно не пахло.
Я перешел к следующей двери, затем к третьей, затем далее… Не бьыо моей супруги в этих скорбных пенатах.
— Слушай, а больше у вас никого нет? — обратился я к Рустему. — Это все женщины? Или где-нибудь еще есть?
— Это все, — подтвердил завхоз и изобразил недоумевающий жест. — А что — тебе никто не понравился? Совсем-совсем?
— Ну, в общем-то… — я пожал плечами. — А вот один парень из Хамашек мне говорил, что якобы у вас тут есть такая красивая блондинка — ну, длинноногая такая… Недавно привезли, вроде… А?
— Говорил? — подозрительно переспросил завхоз и нахмурился. — Кто говорил?
— Говорил, говорил! — уверил его я и подмигнул. — Уж я-то все про это дело знаю!
— Это тебе Лема говорил, наверно, — завхоз неодобрительно крякнул и покрутил засушенной башкой. — Да, была блондинка, была… Только три дня назад ее Али отдал Вахиду. Вахид хорошие бабки дал, ага…
— Жаль, очень жаль, — я постарался выговорить это спокойно, а у самого от волнения чуть зубы стучать не начали. — Хотелось бы ту блондинку, да… Вот, говорит, такая красавица, такая пригожая…
— Ага, красивая, гла-а-адкая такая, — подтвердил завхоз и, смачно причмокнув губами, закатил глаза. — Вахид дал за нее двадцать тысяч долларов доктору, я видел…
— Это который Вахид, Бектаев? Из Мачкой-Артана, да? — придурковато вставил я. — Я его знаю, это журналист, мой коллега.
— Тцххх!!! — презрительно фыркнул Рустем и негодующе всплеснул руками. — Какой журналист! Ты что! Вахид — командир отряда, под Хатоем у него отряд, ага.
— Не знаю такого, — я покачал головой. — Первый раз слышу.