Кровник
Шрифт:
Однако с «фильтра» боевик обязательно попадет в руки правоохранительных органов Чечни. Таков порядок. Если, положим, «дух» в розыске или в чем-то сознался, то после производства предварительного расследования его должны передать в ведомство территориальных органов.
Попав в это ведомство, боевик очень скоро вернется домой. Даже если среди представителей этих самых органов найдутся службисты, по каким-либо причинам пожелавшие довести «духа» до тюрьмы, им очень скоро придется отменить свое скоропалительное решение. Во-первых, эти сотрудники, как и все нормальные люди, хотят жить и имеют плохо защищенные семьи; во-вторых, платят им, как и всем правоохранительным сотрудникам России, очень мало, а
Итак, «дух» — народный герой, а вовсе не «оторванный от социума», как утверждают некоторые высокие начальники. Он может воевать беспредельно долго, пока не умрет от старости или от пули федерала. Опустится, отдохнет, опять подымется и так далее — при всеобщей поддержке и любви своего народа. Если боевика все же завалят федералы, на смену ему тут же встанет новый — каждый чеченский пацан мечтает посвятить свою жизнь борьбе за независимость Ичкерии и (пожалуй, самое главное) получать за эту борьбу хорошие деньги.
Далее. По мнению Шапи и его кунаков, война будет продолжаться долго еще и потому, что чеченский мирный люд, который не работает на Российское правительство, в большинстве своем (процентов этак на 80) так или иначе имеет с войны кусок хлеба с маслом.
Вот чеченские сребробородые старейшины — они утверждают, что война людям надоела и скорее бы, мол, настал мир во всем мире. По мнению Шапи, эти старейшины страшно далеки от народа и отравлены идеологией коммунизма. Короче, впали в маразм, а потому имеют весьма извращенную точку зрения на проблемы этой войны. Большинству чеченцев война нужна.
— Смотри сюда, — заметил Шапи по этому поводу. — Люди уже почти шесть лет грабят, воруют, спекулируют, мошенничают и всяко-разно стреляют куда пожелают. Это — примерно восемьдесят процентов Чечни (я стариков и тех, кто задницу лижет Москве, во внимание не беру). За шесть лет повзрослело целое поколение, которое к такому образу жизни притерлось. Оно пропитано этим духом и не представляет себе, как можно жить по-другому. А ну, останови войну — чем эти люди будут заниматься? Работать они не умели, а теперь совсем разучились. Воровать, грабить и стрелять легче, чем сеять хлеб и за баранами ходить — это я тебе точно говорю! Ну, допустим, выведут войска, поставят на границе блокаду, на ком тогда бабки делать? Сами на себе? Да на нас бабки делать — что ежа голой задницей пугать! Или, допустим, мой братишка перегнал из России тачку. Я ее перелицевал, номера перебил, толкнул — бабки в карман, потом сел на свою лайбу и покатил куда-нибудь, ну, к примеру, в Ставрополь. Могу там всю ночь гулять и целую роту русских баб харить. А если закроют границы — я что, жену соседа должен драть? Так сосед меня тут же пристрелит, мой сын его пристрелит, и через неделю в Мачкой-Артане никого не останется…
Вот таким образом рассуждал славный парень Шапи Исмаев. Несколько неординарно и цинично, я бы сказал — одиозно.
Итак, по мнению Шапи, чеченский народ в подавляющем большинстве войну воспринимал положительно и имел с нее кусок хлеба с маслом, промышляя на театре военных действий и около чем придется.
Разношерстные бандгруппы без какой-либо идеологической подоплеки похищали людей с целью получения выкупа и грабили всех, кто имел неосторожность недостаточно быстро ехать и не мог постоять за себя. На одну из таких банд мы с Тэдом случайно и напоролись, но, слава Богу, сумели вроде бы благополучно и без последствий избавиться от этого лиха.
При всей своей кажущейся незначительности (на фоне многочисленных и шумных отрядов «духов») эти бандгруппы в совокупности представляли собой мощную индустрию повсеместного разбоя во всевозможных его проявлениях, возведенного в ранг закона. В каждом селе имелась минимум одна хорошо организованная банда, с отлаженной системой оповещения, осведомителями-наводчиками, «малинами» и так далее.
Следующая обширная отрасль ичкерской криминальной индустрии — перегонщики. Под этим безобидным понятием подразумевается весьма многочисленная и пронырливая когорта, которая тащит из России в Чечню все, что плохо лежит, стоит и ходит.
— Вот скоро братишка с моим старшим сыном приедет — он вам массу интереснейших деталей расскажет. Если дождетесь, — доверительно сообщил Шапи. — Братишка дока у меня по перегонке, сына помаленьку приучает. На следующий год ему 18, совсем мужик! Скоро сам будет тачки гонять. Пора уже…
— А куда они уехали? — поинтересовался я.
— А, в одно хорошее местечко на Ставрополье, — Шапи небрежно махнул рукой. — Там все схвачено. Ребята заказали две «Мазды» — надо добыть.
— В смысле — купить? — придурковато спросил я.
— Да ты что, парень! — удивился Шапи. — Кто же сейчас из наших в России чего покупает? Война же…
«Автобизнес» такого рода Шапи с семейством освоил еще до войны. Просто сейчас он развернулся еще круче, размашистее — правоохранительных органов как таковых практически в чеченской природе не существует, а федералы не занимаются мелочами типа краденых автомобилей. Есть дела поважнее.
Рядом с Чечней располагаются несколько республик и государств. Из'них через прозрачные границы на территорию нынешнего театра военных действий пролегают тысячи хорошо проторенных дорог, на которые чисто физически нет возможности поставить федеральные блок-посты. А и поставят — ведь пост можно объехать! Свернул себе с шоссе за километр, дал круг по буеракам — опять залез на шоссе и езжай себе далее. До следующего блок-поста.
Вот по этим самым хорошо проторенным дорогам целая армия ловких ичкерских умельцев гонит с сопредельных территорий краденые машины, ворованный скот, который потом пасется в легальных тучных стадах. Везут левые товары первой необходимости, похищенных женщин, оружие для всех, кто пожелает, и многое другое.
Следующее подразделение чеченских ловкачей — бензино-солярные деятели. Эта категория напрямую сопряжена с людьми в России, поскольку сами лично они ничего бы сделать не сумели — бензин на территории Чечни не производится.
— Вот у меня хороший знакомый есть, — похвастался Шапи, — Вайд из Хакана. Очень нужный парень — без него, как без рук. Недалеко от Хакана стоит филиал Олмавирской нефтебазы — несколько бочек. Когда федералы заходили, этот филиал слегка раскурочили. Ну, кому надо, метнулись туда-сюда, крутанулись и списали его — будто бы совсем уничтожили. Приставили туда Вайда — и вот несуществующий филиал вовсю пашет. Как думаешь, зачем у Вайда дома спутниковая связь, э? — хитро прищуривается Шапи. — Не знаешь? А вот зачем. Звонит Вайд товарищу, куда надо, и говорит: «Нужно 120 тонн семьдесят шестого, давай, пусти сегодня в два часа ночи…» И вот в два часа ночи бензин пошел себе спокойненько, да в бочечку наполняется. Топливопровод-то целехонький. Его Ваидовы люди охраняют, ежесуточно аварийная бригада работает, пробоины латает. Или, к примеру, приехали ингушата. Говорят: «Дай, Вайд, соляры по 500 рэ за килограмм». — «Сколько надо?» — спрашивает Вайд. «А, тонн пятьдесят, — говорят ингуши. — Даешь?» — «Даю», — отвечает Вайд и тут же едет на блок-пост, что на ингушском перевале стоит, толкует с начальником: «Сегодня в час ночи мимо тебя двенадцать горючевозов проскочат, а через три часа — обратно. Оружия там нет, бандитов нет, взрывчатки тоже нет, я отвечаю. Вот бабки».