Кровоточащая чаша
Шрифт:
Тварь затихла, опустившись на пол. Паллас скатился с неё, оказавшись рядом с Солуном, белые части его доспехов теперь были тёмными и скользкими от разлившейся омерзительной крови.
— Спасибо, брат, — тяжело дыша, произнёс Салк.
— Рано меня благодарить, — ответил Паллас, — Нам всё ещё нужно добраться до уровня хранилища. Там должны быть образцы.
— А где Каррайдин?
— Внизу. Он там со своим отделением, в окружении. Грев удерживает путь вниз, но без поддержки он не справится. С ними Лигрис, пытается открыть противовзрывные двери.
Паллас
— Я возьму всех, кого смогу, и помогу Греву, — сказал Салк.
Он посмотрел на раненого Солуна.
— Я сделаю здесь, что в моих силах, — ответил ему Паллас.
— Ты понадобишься им внизу, — произнёс Солун слабеющим голосом, — мне ты уже ничем не поможешь, Паллас.
— Я могу стабилизировать твоё состояние, чтобы мы могли подобрать тебя на обратном пути. Ты нужен нам живым.
— Удачи, братья, — произнёс Салк, направляясь в зловонную мглу, чтобы собрать остатки своего отделения, на ходу вычищая зубья цепного меча от забившей их плоти.
— Подожди! — крикнул ему вслед Солун, — Мутация… какая у тебя мутация?
— Моя что?
— Твоя мутация. Мы все меняемся, ведь поэтому мы здесь.
Салк задумался на мгновение. Сказать по правде, он старался игнорировать её. Притворялся самому себе, что её нет:
— Карендин говорит, что метаболизм. У меня меняется обмен веществ. Я не знаю подробностей.
— А становится хуже? — Солун был на грани шока, и его голос дрожал.
— Да, брат, становится.
— Моя мутация тоже. Это моя память. Я могу… вспоминать вещи. Я начинаю вспоминать вещи, которые никогда не знал. Сразу после Галактариума… пожалуйста, мы должны остановить это. Даже если, пытаясь, погибнем. Мы не можем превратиться в таких же тварей, как эти.
— Тебе нельзя говорить, Солун, — произнёс Паллас, — у тебя шок, тебе нужно уйти в полутранс.
Паллас поднял взгляд на Салка, его лицо было измазано кровью мутанта:
— Доберись до Грева. Меня не жди, я догоню, если смогу.
Салк кивнул и бросился во мрак лаборатории. Повсюду мелькали безобразные, порождённые Стратикс Люмине чудовища, а где-то внизу был сокрыт секрет выживания Испивающих Душу.
Фаддей с размаху ударился о пол «Химеры», когда БТР, взревев двигателем, начал резко карабкаться на кучу обломков. Сидевший за рычагами управления штурмовик выжимал из машины всё, что можно, — она чуть не перевернулась, пытаясь преодолеть внезапное препятствие.
— Траки разбиты, — произнёс водитель со своего места, — покинуть машину!
Задний люк распахнулся, и Фаддей выпрыгнул наружу, за ним последовал Пилигрим, стремительно спускаясь с груды обломков на землю с ловкостью, которую никак нельзя было угадать в его потрепанном облике.
Высоченные горы искорёженного металла превратили безжизненную тундру в настоящий лабиринт. Со всех сторон слышались звуки кипящего боя: выстрелы хеллганов и болтеров, усиленные громкоговорителями крики культистов-надсмотрщиков, выкрикиваемые зычными голосами приказы сержантов-штурмовиков. Несколько отделений штурмовиков пытались расчистить дорогу, чтобы группа могла продолжить движение. Но колонна уже полностью распалась, БТРы оказались практически бесполезны в этом быстро меняющемся и ежеминутно грозящем гибелью ландшафте.
Фаддей сделал несколько беглых выстрелов из своего автопистолета, убив пару еретиков, засевших на вершинах ближайших нагромождений обломков. Они оказались бывшими гвардейцами, заблудшими душами, чья воля оказалась недостаточно крепкой, чтобы противостоять влиянию Тетуракта. Он был худшим из зол, превращавшим законопослушных граждан Империума в орудия Хаоса.
— Сестра! Полковник! Доложите обстановку!
Вокс плевался и шипел белым шумом. Голос сестры Эскарион прорвался через бурю помех первым:
— Инквизитор, нам здесь не прорваться. Мы столкнулись с определённой… моральной угрозой. С ересью и демоничеством.
— Сарпедон?
— Не думаю. Колдуны, инквизитор. Несём большие потери.
— Сражайтесь, сестра. Может, я сумею найти другой путь.
С полковником Винном Фаддею связаться так и не удалось. Штурмовики продвигались вперёд, пробивая себе дорогу к лаборатории организованным огнём хеллганов. Но у них всё равно не получалось двигаться достаточно быстро, чтобы не попасть в окружение. Фаддей хорошо знал противостоявшего им противника по рапортам, поступавшим с полей сражений всего субсектора: несметные толпы, большая часть которых практически потеряла какую-либо разумность и поэтому не чувствовала ни боли, ни отчаяния. Чтобы победить такого врага, его необходимо было уничтожать полностью. Именно эти армии, с помощью которых Тетуракт создал свою империю, находились сейчас на Стратикс Люмине, и их будет очень непросто истребить.
Фаддей с Пилигримом залегли среди обломков, укрывшись от шквального лазерного огня сверкающего между позициями инквизиторских штурмовиков и бывших имперских гвардейцев.
— Не сочувствуй Испивающим Душу, — как будто прочитав мысли Фаддея, произнёс Пилигрим, — Зло всегда борется само с собой. То, что Сарпедон сражается с тем же врагом, что и мы, совсем не значит, что он наш союзник.
Фаддей выглянул из-за куска искорёженной обшивки. Среди обломков корабля засели еретики, перестреливавшиеся со штурмовиками. Залпы хеллганов сносили культистам головы и разрывали их тела в клочья, но их было слишком много.
— Мы не сможем прорваться, — произнёс Фаддей.
— Твоя оперативная группа всегда была не более чем приманкой, — ответил ему Пилигрим, — и хотя тебе, наверное, неприятно это признавать, но только мы с тобой можем встретиться с Сарпедоном. Оставь их сражаться, и пусть они отвлекут всех врагов на себя.
Фаддей посмотрел на Пилигрима, со своим постоянно скрытым капюшоном лицом и скрежещущим, словно проржавевшие шестерни, голосом, тот как всегда являл зловещий вид.