Круги на воде. Система Иерархии
Шрифт:
– У воина всегда есть враги! – сверкнул глазами сын пустыни.
– Всегда есть и будут те, кто стоит против нашей воли и желаний. Но нет страшнее того врага, что сидит в самом человеке, сея смуту и неутолимую жажду крови. Если сталь твоего меча способна поразить врагов во вне, и если твое великодушие и снисхождение позволяет, победив их простить, то чем ты нанесешь поражение тому врагу, что внутри тебя? Ибо если он одержит победу над тобой, то не будет пощады ни тебе, ни дому твоему.
– Ты говоришь о снисхождении Ночной Ворон, но может ли быть снисхождение к убийце и вору, который будучи прощен единожды, станет безответен за свои злодеяния, вновь грабя и убивая?
– А разве у вас нет закона? – вопросительно взгляну Равен на сына пустыни – Есть, но для каждой общины и клана он свой, и все их можно купить, можно изменить, потому каждый из них лжив.
– Истина у Всевышнего и нам дано понять ее через исполнение законов.
– Не выше ли закона тот, кто создал его? Каждый видит Всевышнего и его закон, так как понимает, и мало ли богов у племен? Если закон одного – убей, то закон другого – помилуй. Где здесь истина и как примирить враждующих, пребывающих каждый в своем неведении?
Мухаммед задумался, смотря в блики костра, Ильин наблюдал за подступами к Хире, а Ночной Ворон неторопливо ворошил палкой угли и смотрел, как сгущаются сумерки, наполняясь темнотой ночи.
– Один закон, одно понимание – наконец обронил сын пустыни после длительных раздумий – и если уж иудей, сторонник заповедей Моисея может быть в мире с язычником и последователем пророка Иссы, то заповедь убей врага, упраздняется его прощением, если сам враг пред ликом Всевышнего раскается в грехах своих.
– Лишь перед его ликом все равны и покорны – согласился Стас, оборачиваясь к Мухаммеду, протягивая остатки лепешек и бурдюк – пойду, сменю Ворона, ночью разбойники попытаются сделать вылазку.
Сын пустыни лишь неопределенно кивнул, вновь погрузившись в мысли.
Ильин вышел из пещеры под яркий свет южных звезд, осыпавших шатер небосвода, щелкнул зажигалкой, неторопливо раскуривая сигарету, и протянул вторую Равену.
– Ты же бросил – не оборачиваясь спросил Ночной Ворон, примостившись на нагретом за день валуне продолжая пристально всматриваться в темноту ночи и прислушиваясь к каждому шороху.
– Напомни мне, сколько мы, словно верблюды, мотались с караваном по пескам пытаясь вычислить шайку, которая совершила покушение на жизнь нашего достопочтенного подопечного? Вот и результат – стресс от острой недостачи никотина в организме.
– Такова работа вероятника, следить за тем, что бы линии разворачивались как можно ближе к оптимальному варианту, не изменяя ход исторических событий и по возможности устраняя причины возможных следствий в будущем.
– Разве это первое покушение на его жизнь, разве последнее? И почему собственно мы должны вмешиваться в исторический ход событий, игнорируя промысел Божий и что-то корректируя?
– Покушение, конечно же, не первое, это восток, тут всегда так – Равен раскурил сигарету пряча в ладони ее огонек – а вот относительно промысла ты не у меня спрашивай, сам знаю не больше того, что сочли нужным открыть. Одно я знаю наверняка – на этот раз все иначе. Пока не знаю что именно, но иначе.
Он прервал речь на полуслове, замер, прислушался к тишине и потянул перевязь с мечами. В запутанном серпантине валунов, у самого подножия горы, обозначилось неясное движение. Было темно хоть глаз выколи, но разжигать огонь у нас на виду разбойники теперь опасались, пару выпущенных нами стрел отбили у них всяческое желание становится мишенями. Внезапно раздались истошные вопли, дикое, исполненное муки ржание лошадей и леденящий вой, переходящий в издевательский хохот. Мечущиеся всполохи призрачного зеленоватого света на миг осветили фигуры, которые запутываясь, падая и не разбирая дороги скрывались в темноте ночи.
Равен невесомой тенью скользнул по тропе к лагерю. Ильин проводил его взглядом, задумчиво посмотрел на зев пещеры и последовал его примеру, стараясь не расшибиться на крутом спуске.
– Будь оно неладно, это любопытство…
В разбитом на скорую руку лагере разбойников царил полный бедлам. Несколько перевернутых закопченных котлов, разгорающийся шатер, видимо кто-то угодил в общей неразберихе в костер и, выбираясь, метко разметал угли во все стороны. Среди камней валялось помятое, брошенное оружие, тюки с товаром, не иначе как из последнего ограбленного каравана, какая-то тлеющая острым масляным дымом рвань, и что самое странное – тускло блестящие в зареве кругляши монет, вывалившиеся из валяющегося рядом разодранного кошелька.
Равен хмуро осматриваясь, поворошил ногой груду подозрительного тряпья.
– Не нравится мне все это, не сходятся концы с концами. Зачем им, с таким количеством товара, понадобился наш подопечный? Им бы сейчас увозить товар в свое логово и делить добычу. Нападать, а уж тем более осаждать нас нет никакого смысла, несколько ассасинов для нашего подопечного в узком переулке были бы куда эффективнее.
– Самое странное во всей этой истории то, что они бросили даже золото. Ловушка?
– Если ловушка, то вопили они больно убедительно. Они вернутся за всем этим, жажда золота сильнее страха, а судя по количеству котлов, под покровом ночи к ним прибыло внушительное подкрепление для решающего штурма. И мне не очень хочется встретиться с этой пустынной шайкой в возросшем численном превосходстве.
С этими словами он растворился во тьме и рванул в направлении пещеры.
– Что-то их очень сильно испугало, настолько сильно, что они бросили даже золото, и это что-то до сих пор может быть здесь. Равен припустил еще быстрее, и надо ли говорить, что мы опоздали?
– 03 —
Мы опоздали, непоправимо, безысходно опоздали – из пещеры уже струился призрачный свет. Равен выдернул из-за плеч мечи, размазался в немыслимом пируэте и ворвался в пещеру, я метнулся следом за ним и застыл как изваяние, с разбегу налетев на спину напарника.
– Так. Снова вы. Джедай и его павиан – нас окинул пристальный холодный взгляд.
– Упс… – только и смог выдавить я и быстро шмыгнул за спину напарника. Как говорится подальше от начальства.
– Джедай? – прошептал простершийся ниц Мухаммед – под таким именем архангел Джабриль известен язычникам?
Архангел Гавриил едва заметным движением остановил течение времени и повернулся к нам. Лик его был грозен: глаза метали молнии, чело нахмурено, и почему то очень хотелось провалиться сквозь землю только бы укрыться от его пронзающего взгляда.