круги на воде

Хорев Валерий Николаевич

«Инаминэ – спокойный, скромный и вежливый человек. Он считает, что во время занятий дисциплина необходима, но умеренная, ибо «слишком жесткая дисциплина может принести вред». В соответствии с этим принципом атмосфера в его зале легкая и непринужденная, ученики сами соблюдают порядок» (речь идет о мастере Рюкю Сё-рин-рю, Сэйдзине Инаминэ).

И еще:

«В Дзюндокане я попал в атмосферу дружелюбия и благовоспитанности. Мы, ученики, работали в основном самостоятельно, и могли учить столько форм, сколько были в состоянии запомнить. На занятиях постоянно присутствовали старшие ученики, которые охотно давали советы, а Миядзато находился тут же и улаживал любой спор, касавшийся техники». (Здесь говорится о пятилетнем обучении М. Бишопа у мастера Годзю-рю каратэ, Эйити Миядзато, имеющего на сегодняшний день около 500 учеников. Всего же, начиная с 1953 года, им подготовлено более 12000 каратэистов, среди которых немало выдающихся мастеров, например, Морио Хигаонна.)

Помимо всего этого следует обратить внимание, каким образом сэнсэй демонстрирует и посторонним, и собственным ученикам практическое применение различных техник. Лишь в единичных случаях мне доводилось наблюдать действительно завораживающее мастерство в противоборстве с качественными, реальными атаками. В остальных эпизодах, как правило, агрессия противной стороны являлась более чем условной. Это легко объяснимо, так как оппонентами наставнику служат его же ученики. А всякий нормальный ученик всегда относится к учителю с должным пиететом, и просто не в состоянии заставить себя проводить атаки с требуемой жесткостью и скоростью. Обязанность хорошего

наставника – приучить подопечных работать, не взирая на лица и никак не относясь к происходящему. Ученик, который трепещет перед старшими, оказывает им медвежью услугу нереальностью своих движений, и приучает к ненастоящим ответным действиям. Ныне здравствующие воспитанники Уесибы рассказывают, что он крайне нетерпимо относился к подобного рода «уважению» и сурово наказывал за малейшие послабления при атаках. Один из его учеников даже поплатился за это переломом руки, поскольку его вялое движение просто не вписалось в карусель приема. Однако я не раз с удивлением отмечал, что слишком многие инструкторы на тренировках и даже показательных выступлениях избирают своими партнерами самых худосочных и низкорослых учеников. Из-за этого у понимающих людей немедленно возникают подозрения и сомнения в соответствии реального мастерства мэтра провозглашаемым высотам. Не нужно обладать сколько-нибудь отточенной техникой, чтобы уложить на татами вчетверо более легкого соперника, который своими тонкими конечностями не в состоянии воздействовать на ваши дородные телеса. Однажды, занимаясь айкидо, я был вынужден стать в пару с приятелем, запястье которого по толщине превосходило мою лодыжку. Что толку отрабатывать технику освобождения от захватов с человеком, руку которого вы не в состоянии объять даже наполовину, а он своими пальцами, подобными бананам, с легкостью замыкает вас так, словно кисть заделали в бетонную тумбу? Но тут, один-единственный раз, произошло некое чудо, ясно проиллюстрировавшее известный постулат о том, что «без Ки айкидо не существует». Вероятно, само Небо решило продемонстрировать мне в назидание подлинную суть волшебного искусства, в котором с помощью голой техники ничего не решается. Мы отрабатывали освобождение от разноименного захвата (кататэ-дори), когда противник держит вашу, например, правую руку своей левой, а вы должны повернуться на месте влево и мягко вывести запястье из тисков, нарушив притом его равновесие. Излишне говорить, что возня с моим громадным партнером ничем нас не радовала, так как он вообще не чувствовал моих щипков, а я с таким же успехом мог отнимать свою руку у барабана лебедки после того, как её туда уже затянуло. Смутно припоминаю теперь, что, измотавшись от бесполезной работы, я в какой-то момент совершенно расслабился, и в таком кисельном состоянии в очередной раз стал делать разворот. Руку мою он держал, как и все это время, плотно и крепко, но я не почувствовал абсолютно ничего, будто просто развернулся в пустоте, без напарника. Между тем рука чудесным образом оказалась на свободе, а мой Голем едва не рухнул наземь, с великим трудом сохранив равновесие. Ясное дело, все попытки повторить волшебство ни к чему не привели. Так что внимательно отмечайте про себя, каких противников избирает себе в пару наблюдаемый сэнсэй, и насколько технично, быстро и жестко они его атакуют. Тогда как в учебной парной работе подыгрывать партнеру можно, а порой и необходимо, в демонстрации своего мастерства подобные фортели совершенно недопустимы, а постоянно прибегающий к ним специалист таковым однозначно не является. Налицо либо неуверенность в собственных силах., либо желание выглядеть в работе лучше, чем на самом деле. Правда, однажды я присутствовал на тренировке по айкидо, где крепкий телом учитель постоянно приглашал себе в пару хрупких миловидных девушек, на которых с блеском осуществлял броски и захваты. Но я сильно подозреваю, что в данном случае лучше говорить не о боевом искусстве, а о чем-то совсем другом.

Видите, как просто – пара часов терпеливого наблюдения – и вся подноготная данной секции откроется внимательному глазу, как на ладони. Существует также еще один специфический фактор, который стоит учесть прежде, чем ударить с инструктором по рукам. Фактор этот -методика преподавания. Сам по себе сэнсэй может быть великим, будто гора Тайшань, умелым и действительно опытным мастером, но это, к сожалению, нисколько не гарантирует качества преподавания, то есть вовсе не обязательно он будет состоятелен в роли учителя. Безусловно, крайне важно самому уметь продемонстрировать любую технику в любых её вариациях, но гораздо важнее точно знать, чего требовать от учеников, в какой последовательности, и каким образом подвести каждого из них к искомому результату. Тренироваться самому и одновременно тренировать других не получается. Если старый «дедушка» не в состоянии нанести удар «маваши» в голову, то это не означает, что он также не в состоянии блестяще обучить этому делу юных пластичных отроков. Умение передать другим то, что знаешь сам, есть дар весьма специфический и нечастый, и собственные успехи не страхуют от провала на педагогическом поприще.

Лично я знаком всего с двумя-тремя мастерами, чей талант методистов оказался под стать личному совершенству. Обычно за таким человеком тянется длинный хвост преданных ему учеников, которые уже давно сами ведут занятия в различных концах города, области и даже страны, имея в активе подрастающее поколение новых мастеров.

Но когда у давно и стабильно практикующего сэнсэя вы не встретите питомцев из первой когорты некогда пришедших в его додзё новичков, которые на данный момент отзанимались бы пять, семь или более лет, стоит задуматься о личности учителя и качестве его работы. Я абсолютно не собираюсь ничем таким хвалиться, но пример этот настолько хорошо иллюстрирует сказанное, что грех было бы его не привести. Суть в том, что когда я по целому ряду внешних и внутренних причин прекратил преподавание окинавского кобудо и полностью переключился на любимый тайцзи-цюань, то вся прежняя группа в полном составе последовала тем же путем, что изумило не только меня, но и коллег-инструкторов, соседей по залу. Но, к сожалению, я также знаю прекрасных специалистов, ученики которых, достигнув определенного уровня, уходят, хлопая дверью, чтобы потом даже не здороваться с любимым учителем. Когда такое правило не имеет исключений, это наводит на размышления.

С методической точки зрения, есть две крайности, показывающие, что данный преподаватель «не есть гут».

Первая – это блошиные скачки от приема к приему в стремлении за два тренировочных часа вогнать в бедных воспитанников без малого половину годичной программы (кстати, нелишне осведомиться о наличии таковой в письменном виде). При этом на работу с каждой конкретной формой отводится не более трех минут. Не успеют квёлые неофиты даже сообразить, чего от них вообще хотят, как следует громоподобное «ямэ» и переход к следующему этапу. Излишне объяснять, что подобная тренировка хуже, чем беготня по музейным залам под девизом: «Эрмитаж – за три дня!» Хуже потому, что наша задача – не ознакомление с шедеврами стиля, а плотное и постепенное освоение совершенно незнакомых прежде движений, вдумчивое и осознанное, когда хватает времени для неоднократного возврата к тем или иным деталям и тонкостям. В противном случае те же самые часы с большим интересом можно было бы провести у экрана телевизора, когда там демонстрируют какую-нибудь показательную программу с участием представителей разных школ боевого искусства, или, на худой конец, – качественный боевик.

Итак, проведение тренировки в стиле «галопом по Европам» ясно показывает, что инструктор озабочен исключительно подогревом любопытства со стороны новичков с целью увеличения их количества и, соответственно, суммы «медосбора» с арендуемой площади.

Вторая крайность противоположна первой. Её адепт заявляется обычно в свой родной додзё чуть не на полчаса позже начала тренировки, когда истосковавшиеся ученики успели уже проделать вялую разминку под началом немногим более старшего товарища (это в том случае, если их вообще пустили в зал без инструктора). Он очень занят и озабочен. Задав несчастным какую-нибудь длинную и монотонную работу, не требующую особого надзора, он тотчас удаляется в коридор или в угол, где ведет нескончаемые переговоры с какими-то людьми или с заглянувшим на огонек приятелем, а в перерывах между этими важными делами совершает променад по залу в лаковых туфлях и брюках со стрелками, чтобы вскользь осчастливить редкого избранника мудрым советом. Порой он всю тренировку просиживает на лавке у стены, беседуя с очередной таинственной личностью, изредка разражаясь зычной гортанной командой о смене вида работы.

Совершенно понятно, что его давным-давно не интересует предмет занятий сам по себе, а тренировки превратились в обычную трудовую деятельность, скучную и постылую, компенсируемую лишь определенной суммой дохода, который единственно и подогревает остывший интерес ко всяким там боевым искусствам. Подвернись случай, такой сэнсэй охотно и с облегчением займется более стоящим делом – коммерцией, охраной, рэкетом или извозом. Зачастую это уже свершилось, а тренерская работа есть всего-навсего угасающая искра былого увлечения, своего рода дань прошлому.

Дух уныния и безнадежности, явственно витающий в мертвенной атмосфере таких додзё, должен немедленно погнать вас прочь от гиблого места, какие бы красочные картины (в прямом и переносном смысле) ни рисовались

в прочитанном объявлении. К слову сказать, регулярное несоблюдение графика тренировок, все эти опоздания и переносы начала занятий разъедают механизм учебного процесса сильнее, чем что бы то ни было. Самой первой заповедью серьезного инструктора, который собирается достичь успехов на тренерской ниве, должна стать неукоснительность прибытия точно к заданному времени. Абсолютно все ученики – и упорные, и ленивые – должны совершенно четко знать, что тренировка состоится при любых условиях, даже если с неба будут сыпаться кобры вперемешку с вулканическими бомбами. Ни полная либо, наоборот, ущербная луна, ни нашествие бешеных собак, ни высадка инопланетян не могут служить оправданием для пропуска занятий как с той, так и с другой стороны, и лишь смерть (своя или ближайших родственников) является уважительной причиной прогула. На первый взгляд, выдерживать подобный график нелегко, но зато ежовые рукавицы обязательности выступают в роли превосходного стимулирующего средства от собственной лени, когда исключительно гнёт долга поднимает вас с дивана и гонит через пургу в холодный и неуютный зал. Никто, кроме барона Мюнхгаузена, не в состоянии выдернуть себя из трясины собственной рукой, поэтому усилие непременно должно быть внешним. Удовольствие и награды будут потом, но первоначальный толчок пусть приходит со стороны. Раздираемый сомнениями ученик должен быть уверен -«вечеринка» состоится во что бы то ни стало, с ним или без него, и это знание выступит лучшим лекарством от минутной слабости. Мне, во всяком случае, такой подход всегда помогал безотказно и надежно. Доводилось влачиться в додзё и с высокой температурой, и в состоянии адского похмелья, когда сил хватало лишь на то, чтобы заложить руки за пояс и отчетливо подавать команды, хотя на самом деле хотелось лечь и умереть. Трудно представить, каким чудовищем должен быть ученик, чтобы сознательно пропустить тренировку, отлично зная при этом, что его инструктор явится даже с отрезанной ногой.

Между прочим, погодный фактор оказывает на посещаемость самое непосредственное влияние, но притом очень интересным образом. В двух словах этот феномен можно сформулировать так: «Чем хуже погода, тем полнее зал». Возможно, ноябрьская слякоть напоминает публике, что сезон прогулок с нежными девами в загородных кущах миновал, и пришла пора вспомнить о своем старом учителе; но только холодный дождь со снегом вполне можно назвать лучшими друзьями боевого искусства. Я на всю жизнь запомнил один поучительный эпизод, память о котором до сих пор не позволяет легкомысленно относиться к соблюдению графика тренировок. В тот майский день над городом повисла такая гроза, что и самого Ноя взяла бы оторопь, и я с облегчением (каюсь) решил, что в подобный потоп никакой ученик в здравом уме и твердой памяти не рискнет покинуть родные чертоги. Но по мере приближения заветного часа злокозненная совесть принялась поедать меня с утроенной энергией, и за пятнадцать минут до роковой черты я выскочил во власть стихии. И каково же было мое изумление и раскаяние, когда, прибыв с изрядным опозданием вплавь на место, я увидел под козырьком школы огромную мокрую толпу, с облегчением узревшую своего непутевого наставника. Явились даже те, кого я считал покинувшими нашу компанию, и даже успел вычеркнуть фамилии из журнала. Я никак не берусь комментировать этот психологический кунштюк, хотя нечто подобное, пусть в гораздо более скромных масштабах, наблюдается постоянно во время неординарных снегопадов, ливней и прочих природных катаклизмов.

Напротив, постоянно опаздывающий и прогуливающий занятия инструктор дает тем самым негласное добро на аналогичное поведение своим ученикам, а традиционная постановка виновников на кулаки, равно как и прочие репрессивные меры, не имеют в данном случае моральной правовой основы. Как говорится, «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Принцип «что дозволено Юпитеру – не дозволено быку» и без того дурно пахнет, а в наших условиях просто недопустим.Совсем нелишне обратить также внимание на то, во что одет на тренировке ваш предполагаемый наставник. Если только он не принадлежит к самой распространенной и многочисленной группе честных подвижников, упакованных в слегка потертые, «рабочие», но вполне опрятные кимоно, то возможны два крайних варианта, каждый из которых является скверным и подозрительным.В первом из них (и довольно распространенном) наш Сотрясатель Небес предстает в сказочном одеянии стоимостью… (ладно, опустим), украшенном к тому Же многочисленными шевронами, эмблемами и нашивками ярчайшего шёлка, разместившимися в самых неожиданных местах. Я видел клоунов, на широких спинах которых переливались огнями такие драконы и тигры с иероглифами, что какого-нибудь якуза просто скрючило бы от зависти. Возможно, на подиуме, среди голенастых моделей и знаменитых кутюрье, подобный наряд и был бы уместен, но в додзё весь этот «парфюм и джем, весь этот вереск, чтобы не сказать – миндаль» обычно призван скрыть убогость содержания, и является обыкновенным пижонством. Максимум, что может себе позволить как нормальный инструктор, так и его нормальные ученики – это клубная эмблема на рукаве или груди, не более того.Само собой разумеется, что драгоценный наряд девственно чист, так как его владелец не позволяет себе роскоши тренироваться и потеть в эксклюзивных тряпках. При этом наличие где-то дома простого рабочего кимоно более чем сомнительно. Вывод – наш герой не тренируется вовсе, если не считать прогулок перед учениками несколько раз в неделю.Второй вариант в былые годы встречался повсеместно, знаменуя собой эпоху ярого энтузиазма и презрения к внешней стороне дела, но сегодня его носители редки, как лемур Ай-Ай. Представитель этого вымирающего племени всегда облачен в невероятные лохмотья, серые от грязи и забористые от трехгодичного пота, но на самом деле он не ушел далеко от своего расфуфыренного собрата. Ничто не ново под луной. Если не ошибаюсь, еще Диоген, указав на разодетого афинянина, сказал: «Это спесь!» А когда ему показали спартанца в драной мешковине, он сказал: «Это тоже спесь, но иного рода!». И хотя в данном случае есть шанс, что под неприятной внешность скрывается подлинный мастер, вам от этой находки не прибудет, ибо на самом деле он никого и ничему обучать не хочет. Экипировка мусорной собаки ясно показывает, что перед нами отшельник, садху, которому по большому счету нет никакого дела до окружающего мира и его обитателей, то есть нас с вами. Пусть он рвет цепи, забрасывает лом на девятый этаж, питается сырыми ёжиками и взглядом прекращает дождь -это его секреты, и умрут они вместе с ним. Тот факт, что он пустился в тягомотину аренды зала и набора группы, чаще всего означает лишь отдушину в схиме, но ни о каком последовательном учебном процессе не может быть и речи. Немногочисленные ученики подобного пустынника вполне похожи на своего идола (во всяком случае внешне) и со стороны производят впечатление блаженных. К слову сказать, нужно опасаться секций, которые больше походят на секты своим пристрастием к ритуальной стороне дела, всевозможным медитациям и молитвам «духам будо», а уж коли речь зашла об обряде посвящения – спасайтесь бегством из проклятого места, да не забудьте окропить «дорожку отхода» святой водой. Но в девяти случаях из десятка никакой экзотики за помойным видом наставника не кроется, и вы просто встретили обыкновенного нечистоплотного человека, у которого не стоит обучаться.