Круги по воде
Шрифт:
Он склонился над какой-то бумагой, держа в поднятой руке самопишущую ручку, словно собираясь метнуть её.
«Приём по самому низшему разряду, — насмешливо подумал Виталий. — Будь уважения побольше, встал бы, чтобы поздороваться, а то, глядишь, и вышел бы из-за стола или даже пошёл бы навстречу, я не говорю уж встретить в дверях, тут надо быть, наверное, министром. Хотя министра такой встретил бы на улице».
– Вы разрешите? — вежливо осведомился он, вынимая трубку.
– Да, да, прошу, — не отрываясь от бумаги, кивнул седоватой головой Роговицын.
Виталий не спеша
Оба словно готовились к трудному разговору.
Наконец Роговицын размашисто подписался, снял очки и, откинувшись на спинку кресла, сдержанно произнёс:
– Слушаю вас.
Без очков он выглядел ещё старше и суровее. Желтоватое лицо оказалось во всех направлениях иссечено глубокими морщинами, они как-то совсем по-разному располагались на впалых щеках, на тяжёлом подбородке, вокруг глаз, около ушей, и от этого лицо как бы дробилось, и нельзя было уловить какой-то главной его черты, кроме невозмутимой, прямо-таки каменной суровости.
Виталий постарался как можно короче изложить суть дела. При этом говорил он нарочито сухо и бесстрастно, напирая на полученное задание. Сообщил и о поступивших в министерство письмах «от граждан». Заключил Виталий просьбой ознакомить его с имевшимися в прокуратуре материалами и вынести постановление о возобновлении официального следствия по делу Лучинина.
Роговицын слушал молча, потирая рукой сухой, морщинистый подбородок и не сводя пристального, изучающего взгляда с Виталия, словно его больше всего интересовал он сам, а не излагаемое им дело.
Когда Виталий кончил, Роговицын, помолчав, неожиданно спросил:
– Вы давно работаете в органах милиции?
– Около трех лет, — сдержанно ответил Виталий.
– М-да. Я так и подумал. Прямо из университета пришли, не так ли? И ещё не все забыли.
– Стараюсь не забывать.
– Ну, конечно. Университет даёт солидную теоретическую базу. — Роговицын сделал еле заметное ударение на слове «теоретическую». — А теперь, значит, познаете все на практике. Так сказать, проверяете гармонию математикой.
Тонкие губы его чуть дрогнули в улыбке.
– Метод Сальери тут вряд ли подходит. Пушкин имел в виду совсем другое, — сухо возразил Виталий.
– Возможно. А я имею в виду существенные коррективы, которые вносит практика, то есть жизнь, в наши теоретические представления. Вы это успели уже заметить?
– Представьте, успел.
Виталий начинал злиться.
– Жизнь — вещь сложная, — вздохнул Роговицын. — Особенно область человеческих отношений, в которой нам с вами надлежит разбираться. Вот, допустим, покончил с собой Лучинин, — не спеша, словно сам с собой рассуждая, продолжал он, вертя в руке очки. — Может такое случиться в наших условиях? Разорение ему не грозило, безработица и голод тоже, в кино и по телевизору самоубийства у нас не пропагандируются. Это все у них там, — он махнул рукой. — Пойдём дальше. Правды у нас добиться всегда можно. Тем более человеку энергичному, образованному, деловому. Добавлю: очень деловому. Что ещё? Несчастная любовь? Ну, это оставим зелёным юношам. Или неврастеникам. Лучинин не был ни тем, ни другим.
– Значит, вы отвергаете самоубийство? — удивлённо воскликнул
– Погодите, молодой человек, погодите, — строго перебил его Роговицын. — Мы же с вами рассуждаем, проверяем, так сказать, теоретическую гармонию сухой математикой жизни. Итак, мы отбросим несчастную любовь. Что может быть ещё? Лучинин был изобретателем. Вернее, считал себя таковым.
– Почему — считал? — запальчиво возразил Виталий.
– А потому, что он ничего не изобрёл. Его способ, оказывается, был уже описан в книге… профессора Ельцова, кажется. В деле у нас есть материал.
Роговицын кивнул на высокую кипу папок, громоздившихся на краю стола.
– Это ещё надо проверить!
– Как видите, Лучинин на этом не настаивал, — снова чуть заметно усмехнулся Роговицын. — Но вернёмся к нашим рассуждениям. Итак, Лучинину было мало, что он хороший инженер. Он объявил себя изобретателем. И вдруг выплывает книга профессора Ельцова… У меня, знаете, лет пятнадцать тому назад было в производстве одно дело. Человеку тоже показалось мало, что он хороший лётчик. Он объявил себя ещё и писателем. Выпустил книгу, целый роман. Газеты расхвалили. Он — ещё роман. Интервью даёт, портреты печатают. Слава! И вдруг к нам, в прокуратуру, заявление приходит: «Я автор, а не он. Он мне платил, а я писал. Каюсь, на сделку с совестью пошёл. Но боялся, что меня не напечатают. А деньги были позарез нужны». И черновики всякие представляет, наброски, планы. Все его рукой написаны. Словом, скандал!
– Но с собой он, вероятно, не покончил, этот лётчик? — с усмешкой спросил Виталий.
– Нет. Зачем? Мы это дело до суда не довели. Миром заставили покончить. Но с Лучининым другой вариант. Он на обман государства пошёл, и государство его разоблачило. А он уже немалую сумму хапнул, причём из кармана государства. Ему славы было мало. Так что дело у нас было возбуждено серьёзное. Миром его не кончишь. Тут тюрьма светила, и на много лет.
– Но и это ещё требовалось доказать! — снова не удержался Виталий. — Одного акта ревизии мало!
– Конечно. И доказали бы. Смею вас уверить. И в этих условиях покончить с собой для такого человека, как Лучинин, ну, если не естественно, то понятно. Согласитесь. Наше следствие только подтвердило это.
Виталий хмуро покачал головой.
– У меня есть задание, Павел Иосифович. Я должен это дело изучить и проверить.
– А я вам и не мешаю, — пожал плечами Роговицын. — Проверяйте. Только что? Дело о преступлении Лучинина, как вы понимаете, мы закрыли. Дело о его смерти? Оно у Раскатова. Вы его получили.
– Но и у вас есть какие-то материалы?
– Вы имеете в виду первое дело? Пожалуйста. Хотя его проверять, замечу, бессмысленно. Его, по существу, нет. Есть только первичные факты, сигналы.
– Я это понимаю.
– Ну что ж. Прекрасно. Вот вам эти материалы.
Роговицын поднялся и, придерживая одной рукой высокую кипу дел, вытянул из её середины выгоревшую зеленую папку.
– Пожалуйста, — он протянул её Виталию. — Сейчас мы вам отведём место, и работайте на здоровье.
– Да, но мы не решили вопроса о возобновлении следствия по делу, — сказал Виталий.