Крупнейшие аферы и аферисты мирового масштаба
Шрифт:
В августе 1717 года Миссисипская компания приступила к размещению 200 тыс. акций. При этом Ло предложил любому желающему заключить с ним своего рода срочную сделку: через шесть месяцев он обещал купить 200 акций, которые при первичной подписке продавались по 250 ливров, по номиналу – 500 ливров, сколько бы в тот момент они ни стоили на рынке. Зная по опыту работы банка, что Ло слов на ветер не бросает, желающие нашлись быстро. Через шесть месяцев цена акций в несколько раз превысила номинал и Ло положил в карман огромную прибыль. Но теперь лишняя сотня тысяч ливров не имела для него значения. Его интересовало расширение деятельности компании. Вскоре она получила монопольные права на торговлю с «обеими Индиями» и была переименована
На новую эмиссию – 50 тыс. акций – поступило 300 тыс. заявок. Дом Ло, который лично распределял акции, осаждали толпы желающих приобщиться к богатствам Миссисипи. Некоторые пытались проникнуть в его кабинет через печную трубу. Одна дама приказала перевернуть коляску около его дома, чтобы выманить Ло на улицу. Его секретарь нажил огромное состояние на взятках от просителей, часами ожидавших аудиенции. В его приемной можно было встретить герцогов, маркизов, графов. Просители осаждали Ло даже на светских раутах. Однажды, сидя в окружении знатных дам, Ло стал ерзать на стуле и в конце концов признался, что хотел бы выйти по нужде. Дамы потребовали, чтобы он просто зашел за ширму, не покидая их.
Такой же ажиотаж царил и на вторичном рынке акций Индийской компании. На улочке Кенкампуа, где находился дом Ло, стихийно образовалась биржа – по сути, первая фондовая биржа в мире. Сапожник, которому посчастливилось иметь здесь мастерскую, получал 200 ливров в день, сдавая в аренду убогое помещение и предоставляя клиентам бумагу с письменными принадлежностями. Раньше он зарабатывал такие деньги за месяц. Некий горбун обогатился лишь на том, что подставлял свой горб, когда требовалось подписать документы купли-продажи. Вскоре Ло купил роскошный особняк и перебрался туда. Переехала и биржа. Причем Ло устроил все так, чтобы акции компании продавались только здесь. Рядом с особняком было сооружено около 500 павильонов для профессиональных торговцев акциями, которых теперь мы называем брокерами.
Между тем курс акций все повышался. Один богач, будучи болен и получив информацию об утренних ценах – 8 тыс. ливров за акцию, послал своего секретаря продать 250 акций. Пока тот добирался до биржи, курс вырос до 10 тыс. Он продал акции, доставил хозяину деньги, а разницу – ни много ни мало 500 тыс. ливров – оставил, разумеется, себе и бесследно исчез в тот же день. Но такого рода кражи не идут ни в какое сравнение со случаем, который привлек внимание всей Франции. Граф д’Орн, известный своей беспутной жизнью, попросил брокера продать ему крупный пакет акций и назначил свидание в небольшом трактире. Здесь граф появился в компании с двумя уголовниками, которые нанесли брокеру несколько ударов кинжалами и попытались скрыться. Одному из убийц это удалось, но граф и его второй сообщник были схвачены, судимы и приговорены к смертной казни через колесование. Родственники д’Орна бросились спасать его. Но в дело вмешался Ло, настоявший на том, что закон должен соблюдаться независимо от знатности преступника. Тогда родственники попросили заменить позорное для знатного дворянина колесование почетным отсечением головы. Однако Ло вновь рекомендовал не делать разницы между сословиями. В итоге графа колесовали, а авторитет Ло среди простонародья резко вырос. Курс акций – тоже. Он достиг 15 тыс., а затем и 20 тыс. ливров за штуку.
По мере того как рос курс акций Индийской компании, повышалось и благосостояние французов. Никогда еще в Париже не продавали столько предметов роскоши. Статуи, картины, гобелены, которые раньше были привилегией аристократов, теперь попадали в дома людей среднего класса. Огромным был спрос на ювелирные изделия. Филипп Орлеанский, член правления Индийской компании и президент банка, за 2 млн ливров купил знаменитый бриллиант, позже получивший название «Регент». Разумеется, обогатился и Ло. Он купил два поместья и вел переговоры о покупке третьего, которое должно было дать ему
Увлеченный Индийской компанией, Ло отчасти выпустил из рук управление банком, который тем временем был переименован в Королевский банк Франции и, по сути, стал центральным банком страны. Он выпускал бумажные деньги и выдавал ими ссуды. Эти ссуды с некоторых пор шли только на покупку акций Индийской компании. Та, в свою очередь, размещала все новые и новые выпуски акций, выкупала на вырученные средства гособлигации и в конце концов стала крупнейшим и чуть ли не единственным кредитором казны. Это устраивало регента, который требовал все новых выпусков банкнот. Его логика была убийственно проста: если после выпуска 500 млн ливров результат оказался так хорош, то почему бы не выпустить еще столько же?
Но так думали далеко не все. Принц де Конти отправил в банк груз банкнот и потребовал обменять их на монету. Ло бросился к регенту, и тот попросил родственника отказаться от своего требования, как бы законно оно ни было.
Этот случай получил широкую огласку, но, к счастью для Ло, де Конти был известен своей мелочной скупостью и не пользовался популярностью у населения. К словам же менее знатных, но не менее предусмотрительных людей до поры до времени никто не прислушивался. А между тем таких людей становилось все больше и больше. Купец Вермале скупил золото и серебро на 1 млн бумажных ливров, погрузил сокровища на телегу и прикрыл их навозом. Сам он переоделся крестьянином и вполне благополучно добрался до Бельгии, а оттуда и до Голландии.
Золотой и серебряный запас банка – именно эти крохи и лежали в основании всей пирамиды – таял на глазах. Тогда Ло издал указы, ограничившие размен. Это, разумеется, не повысило доверие к банкнотам. Все последующие указы Ло, поддерживающие их курс, носили явный отпечаток растерянности. В частности, было запрещено покупать на банкноты ювелирные изделия и драгоценные камни. Банк между тем продолжал выпускать банкноты, люди же требовали звонкой монеты. Народная любовь к Ло стремительно превращалась в ненависть.
В феврале 1720 года было решено продать банк Индийской компании. Вскоре регент объявил, что отныне все решения по финансовым вопросам будет принимать регентский совет, состоящий из нескольких вельмож. Совет не нашел ничего лучшего, как с 21 мая девальвировать банкноты в два раза. Но всеобщее возмущение было так велико, что совет пошел на попятную и восстановил прежние условия размена. Это уже не имело значения: 27 мая под угрозой полной потери запаса драгоценных металлов банк вообще прекратил размен. Регент возложил ответственность за это на Ло и, когда тот приехал в Пале-Рояль, резиденцию Орлеанского, демонстративно отказал ему в приеме. Правда, ночью Ло был тайно (его провели через черный ход) приглашен к принцу. Регент, продолжавший верить в благополучное разрешение кризиса, объяснил причину своего сурового обращения на людях государственной необходимостью.
Париж заполнился карикатурами на Ло и регента, а на улицах распевались издевательские песенки, часто весьма непристойные. В одной из них рекомендовалось использовать банкноты по прямому назначению. Герцог Бурбон, наживший, по слухам, 25 млн ливров на спекуляциях с акциями и вовремя вложивший все в драгоценности, уверял Ло, что теперь ему не грозит опасность: парижане не убивают тех, над кем смеются. Но у Ло были основания считать иначе. Через несколько дней после прекращения размена банкнот на золото его карету окружила толпа, требующая обмена обесценившихся бумажек на полноценные монеты. Если бы кучер не хлестнул лошадей и ворота не закрылись сразу за каретой, толпа могла бы растерзать Ло. Регент послал к его дому отряд швейцарских гвардейцев, но Ло предпочел переехать в Пале-Рояль – под прямую защиту принца.