Крушение мировой революции. Брестский мир
Шрифт:
После покушения на германского посла Совнарком запросил реввоенсовет Восточного фронта о реакции Муравьева на известие о левоэсеровском «мятеже» в Москве. Мехоношин ответил, что в ночь с 6 на 7 июля Муравьев «не спал, находился в штабе фронта и был в курсе событий в Москве, но скрывал все от Реввоенсовета». Мехоношин продолжал:
«В 4 часа утра члены Реввоенсовета, узнав помимо Муравьева о мятеже левых эсеров в Москве, немедленно известили об этом местный Совет, мобилизовали надежные силы, установили строгий контроль за действиями командующего фронтом. Во второй половине дня, когда из Москвы пришло известие о подавлении мятежа, поведение Муравьева и казанских левых эсеров изменилось. Местный левоэсеровский комитет занял нейтральную позицию по отношению к московским событиям [...] а Муравьев заверил в полной преданности Советской власти».
В связи с этим Ленин выразил уверенность, что при соблюдении строгих правил контроля большевикам удастся использовать «превосходные боевые качества» Муравьева. Но в ночь на 10 июля Муравьев, без ведома РВС, покинул Казань и с отрядом примерно в тысячу человек на пароходах прибыл в Симбирск, где левые эсеры имели сильные позиции. Муравьев разослал телеграммы об объявлении войны Германии и обратился к населению с воззванием, в котором писал:
«Ввиду объявления войны Германии призываю под свои знамена для кровавой и последней борьбы с авангардом мирового империализма — Германией. Долой позорный Брестский мир! Да здравствует всеобщее восстание!»
В Симбирске, где находились штабы Восточного фронта и Симбирской группы войск, левые эсеры арестовали командующего 1-й армией Тухачевского (его арестовал сам Муравьев), политкомиссара штаба Симбирской группы войск А. Л. Лаврова, заместителя председателя губисполкома К. С. Шеленшкевича, Б. Н. Чистова, М. М. Муратова и других. На сторону Муравьева перешли: командующий Симбирской группой войск Восточного фронта левый эсер Клим Иванов, который был назначен командующим Симбирским укрепленным районом и начальник Казанского укрепленного района левый эсер Трофимовский. Иванов впоследствии вспоминал, что на его вопрос Муравьеву, действует ли он по поручению партии левых эсеров, Муравьев ответил, что «действует в данный момент самостоятельно, но Центральный комитет партии левых эсеров об этом знает». ЦК, однако, не мог знать о действиях Муравьева. Муравьев говорил неправду.
Вечером 10 июля Муравьев собрал актив левоэсеровской организации Симбирска. Он заявил, что обстановка требует немедленной передачи власти в руки левых эсеров и что мятеж в Москве заставил его форсировать события. Он предложил образовать «Поволжскую советскую республику», в правительства которой избрать Камкова, Спиридонову, Карелина и некоторых других членов ЦК партии левых эсеров, немедленно заключить перемирие с чехословаками, прекратить гражданскую войну, объявить войну Германии и провести мобилизацию офицеров.
В ответ на это Совнарком, декретом за подписями Ленина и Троцкого сиял Муравьева с поста командующего фронтом и объявил его вне закона.
Большевики Симбирска пытались арестовать Муравьева. 11 июля в телеграмме на имя Ленина. Симбирский губисполком и местный комитет большевиков так докладывали о своих действиях:
«Несколько членов нашей партии приняли все меры, дабы арестовать Муравьева. Для этого были приглашены представители на конспиративное заседание из частей, подчиненных Муравьеву. После выяснения по существу они сказали, что все являются защитниками советской власти, и они присоединились к нам. После этого были приняты все меры к аресту».
Муравьева пригласили «для переговоров» на заседание Симбирского исполкома. К этому времени И. М. Варейкис, член областного ЦК Юга РКП(б), товарищ председателя Симбирского губисполкома, собрал верные большевикам силы, в том числе латышских стрелков и красноармейцев московского отряда, возглавляемого Александром Медведем, которые разместились в засаде. В отчете далее сказано:
«В три часа утра 11-го Муравьев пришел на заседание губисполкома вместе с фракцией левых социалистов-революционеров и предложил присоединиться к нему. Фракция левых сначала и присоединилась к нему, но после решительного протеста, вынесенного нами, и после ряда фактов, ясно показывающих, что Муравьев дал уже распоряжение, чтобы оголить фронт, эсеры потребовали перерыв для обсуждения во фракции. После этого Муравьев заявил, что его дело сделано, и он направился к двери. Отряд объявил от имени нашего, что он арестован. Муравьев начал стрелять, одного ранил. В этой перестрелке Муравьев оказался убитым».
Несмотря на столь ясную телеграмму, подтверждающую гибель Муравьева в результате перестрелки, правительственное сообщение «Об измене Муравьева», опубликованное 12 июля в «Известиях», исказило обстоятельства его смерти. Газета писала:
«Муравьев явился в симбирский Совет и пытался склонить его на свою сторону, призывая рабочих порвать с большевиками и пойти за ЦК партии левых эсеров в его мятеже против Всероссийского съезда Советов. Но и здесь Муравьев получил решительный, полный негодования отпор. По-видимому, с Муравьевым была небольшая группа его единомышленников. Вопрос этот не выяснен. Полученные донесения говорят о перестрелке, в результате которой было ранено несколько членов симбирского Совета [...]. Видя полное крушение своего плана, Муравьев покончил с собой выстрелом в висок».
5. Яков Блюмкин
Карьера Блюмкина-чекиста не оборвалась в апреле 1919 года, когда он явился с повинной в киевскую ЧК. На Украине, уже амнистированный, Блюмкин наладил контакт с отрядом Каховской, той самой, которая подготовила убийство Эйхгорна. Однако в отряде скоро узнали, что Блюмкин сотрудничает с ЧК и доносит на своих сопартийцев. Эсеровский «товарищеский суд», разбиравший обвинение Блюмкина в предательстве и его связях с ЧК, «не установил, что Блюмкин не предатель», и приговорил его к смертной казни [1] . По постановлению эсеровского суда в первой декаде июля 1919 г. на Блюмкина произвели покушение, но неудачно: Блюмкин отделался ранением!. После выздоровления Блюмкина приняли в союз эсеров-максималистов, организацию, фактически стоявшую на большевистских позициях. И вскоре этот «отъявленный авантюрист» и «террорист», как писала о нем Свердлова [2] , поступил на службу в киевскую ЧК, где снова руководил отделом контрразведки [3] .
1
Максимов. Суд над Я. Блюмкиным в 1919, с. 379-381.
2
Свердлова. Я. М. Свердлов, с. 357.
3
Мандельштам. Воспоминания, с. 109.
Летом 1920 года Блюмкин вернулся в Москву, чтобы начать учебу в военной академии Красной армии. Его возвращение не осталось незамеченным для германской дипломатической миссии [4] , и из Берлина потребовали объяснений. Теперь уже большевикам нельзя было сослаться на то, что они не могут «поймать» Блюмкина. И советское правительство оказалось в затруднительном положении. И что было еще хуже, забытый всеми вопрос об убийстве германского посла вновь всплывал на поверхность со всеми неприятными для большевиков последствиями. Им было что скрывать. И Троцкий в секретном послании Ленину, Чичерину, Крестинскому и Бухарину первым забил тревогу:
4
Hilger, Meyer. The Incompatible Allies, p. 9.
«Необходимо принять предупредительные меры в отношении дурацкого немецкого требования удовлетворения за графа Мирбаха. Если это требование будет официально выдвинуто и нам придется войти в объяснения, то всплывут довольно неприятные воспоминания (Александровича, Спиридоновой и проч.). Я думаю, что, поскольку вопрос уже всплыл в печати, необходимо, чтобы откликнулась наша печать и чтобы тов. Чичерин в интервью или другим порядком дал понять немецкому правительству [...] что, выдвинув это требование, они впадают в самое дурацкое положение. Газеты могли бы высмеять это требование в прозе и в стихах, а по радио отзвуки дошли бы до Берлина. Это гораздо выгоднее, чем официально объясняться на переговорах по существу вопроса» [5] .
5
AT.T-564.