Крушение республики Итль
Шрифт:
И президент стал одеваться с поспешностью, которая сделала бы честь образцовому солдату, заслышавшему сыгранную горнистом тревогу.
На исходе четвертой минуты он вышел в приемную, застегивая на ходу орденскую ленту.
Лорд Орпингтон сидел в кресле и при входе президента даже не шевельнулся. Протянутая для приветствия рука господина Аткина осталась висеть в воздухе, а в уши ударили неожиданные слова:
– Какого дьявола вы копаетесь столько времени? Вы думаете, я должен ждать вас, милостивый государь!
Президент Аткин отшатнулся.
– Позвольте,
– Довольно! Я говорю с мошенником, представляющим других мошенников…
Господин Аткин безмолвно опустился на ближайший стул. Во рту у него сразу пересохло. Лорд Орпингтон саркастически засмеялся:
– Вам нехорошо? Вы нездоровы? Еще бы, – вы так много потрудились, чтобы сплести целую сеть лжи, нахальства и шантажа. Но это не пройдет вам даром.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, ваше превосходительство! – прошептал президент.
– Не понимаете?.. Еще что?.. Может быть, вы опять ввернете мне сказку о высших сословиях вашей маргариновой республики, ассимилировавшихся с культурными северными расами? Или выпишите со всемирной выставки бушменов, чтобы представить их мне как коренное население страны? Так, что ли? Вы понимаете, что вы затеяли? Вы понимаете, что, обманывая меня, вы обманывали его величество, благодаря джентльменской доброте которого и существует ваш государственный паноптикум? Вы знаете, чем это может кончиться, когда я доведу до сведения моего монарха, что вместо государства я нашел здесь свалочное место, а вместо правительства десяток бежавших карманников?
Президент вытер лоб платком и с шумом втянул воздух в легкие. У него отлегло от сердца. Первоначальная мысль, что представитель Наутилии раскусил нефтяную операцию, оказалась преждевременной. Остальное было мелочью, и президент решил вступить в бой.
– Что бы ни было, сэр, – произнес он, гордо выпрямившись, – вы нанесли в моем лице, на основании данной вам каким-то безответственным лицом ложной информации, тягчайшее оскорбление суверенному государству…
– Государству? – перебил сэр Чарльз. – Я могу купить ваше государство, не сходя с этого места, и сделать из него скетинг-ринг или скотный двор. Могу купить и продать, как купил вчера ваши нефтяные промыслы, хотя вы и увиливали от этого.
В глазах президента Аткина метнулась искра наслаждения. Он понял, что настало время реванша, и сказал каменно-спокойным голосом:
– Ваше превосходительство, я не могу понять сути ваших слов. Вы говорите о приобретении вами нефтяных промыслов. У кого же вы приобрели их?
– Я сам нашел владельцев, хотя вы и скрывали их от меня всеми способами. Вчера я подписал условие с господами Кантариди и уплатил первую часть денег. Теперь никакие протесты не помогут.
Президент Аткин понял, что колосс, стоящий перед ним, уже едва держится на глиняных ногах и что настало время дать ему последний толчок. Он поднял руку и сказал медленно и твердо:
– Здесь явное недоразумение. Никаких господ Кантариди в республике нет и не было. Такая фирма не существует! Промыслы никем не могут быть куплены без санкции парламента, так как они являются государственной собственностью республики. А республика их не продаст.
Стало слышно, как на окне приемной звонко билась в стекло блуждающая оса, и вдруг тишина лопнула, как орех под молотком.
– Что? – крикнул сэр Чарльз тем голосом, от которого трепетали четырнадцать тысяч стрелков наутилийской экваториальной дивизии во время похода в страну Данакиль, – что вы сказали?
Но президент Аткин не затрепетал, он знал, что победа за ним, что крик генерала не более как вопль отчаяния великой души, внезапно рухнувшей с неизмеримой высоты, и он повторил так же спокойно:
– Я сказал, что вы не могли купить промыслов, сэр, потому что они не продаются, потому что они не могут быть проданы, потому что…
Сэр Чарльз шагнул к президенту, выставив нижнюю челюсть, как таран.
– Вы выбрали плохой момент для шуток, господин президент. Их пора кончить! Я это сделаю! Промыслы куплены! Я сам подписал условие вот этой рукой, и я сам уплатил владельцам наличные деньги.
Президент незаметно улыбнулся – в неоспоримость уплаты денег он твердо верил: они прошли через его руки, они лежали в его столе, и лорду Орпингтону вовсе незачем было уверять господина Аткина в уплате. Он погладил ладонью по орденской ленте и сказал с соболезнующим вздохом:
– Я очень сожалею, сэр, что вы, полномочный министр и друг монарха, столь хорошо расположенного к нашему отечеству, предпочли действовать нелояльно по отношению к правительству республики и вели закулисную политику. Если бы вы обратились непосредственно ко мне, эта странная ошибка не была бы сделана. Я думаю, – нет, я даже уверен, – что ваше превосходительство было введено в заблуждение ловкими мошенниками.
– Как? – спросил лорд Орпингтон внезапно жестко, – мошенниками?
– Да… недобросовестными людьми. Мы примем все меры, чтобы самозванцы, проделавшие всю эту комедию, были немедленно разысканы, и для достойного возмездия им республика согласится даже на восстановление, в качестве меры наказания, смертной казни.
Но лорд Орпингтон не оценил огромной жертвы республики. Он взял со стола свою фуражку и перчатки.
– Послушайте, вы… – протянул он. – Я не знаю, есть ли в вашей треклятой стране хоть один человек, который не был бы мошенником. И если казнить за мошенничество, то нужно начать с вас, господин президент. Но казни меня не устраивают. Мне нужно вернуть деньги, и это я возлагаю на вас…
– Но это вряд ли возможно, сэр! Если негодяи и будут пойманы, – деньги, вероя…
– Прилипнут к рукам ваших министров? Не сомневаюсь! Но мне нет никакого дела до этого. К десяти часам утра завтрашнего дня вы дадите мне исчерпывающий ответ на следующие ультимативные требования: или ваша республика утверждает продажу и принимает на себя ответственность за преступление, совершенное, как вы утверждаете, неизвестными лицами, или ваше казначейство полностью возвращает мне уплаченную господам Кантариди сумму.