Крушение
Шрифт:
— А как же я? Мне ты ничего не нальешь?
Никто не заметил, как она подошла. Валери стояла, высоко задрав подбородок, ее маленькая гордая головка выглядела сегодня еще более заносчивой на длинной стройной шее.
— Кстати, я звонила подрядчику сегодня утром, — сказала она. — Он поклялся, что квартира будет готова к концу июня.
— Тем лучше, тем лучше, — буркнул Жан-Марк.
— Где вы поселитесь? — спросила Франсуаза.
— На авеню Бюжо, — ответила Валери. — Папа нашел нам фантастическую квартиру на последнем этаже, с террасой. Кстати, это совсем недалеко
Франсуаза растерянно посмотрела на брата, перевела взгляд на Валери и сказала:
— Да нет, мы всего лишь покрасили стены!
— У меня тоже все будет предельно просто, — кивнула Валери, — я склоняюсь к горизонтальному решению…
Дани слушала, приоткрыв от удивления рот. Даниэль с тревогой смотрел на жену, словно опасался, как бы она, поддавшись всеобщему безумию, не заболела манией величия.
— Я бы очень хотела взглянуть, что у тебя получилось, Франсуаза! — попросила Валери.
— Как только Александр вернется, мы соберем у себя близких друзей, — быстро ответила Франсуаза.
Она сделала глоток шампанского, и тысячи маленьких иголочек обожгли ей язык. Щеки у нее горели. Ей казалось, что все окружающие читают в ее сердце и жалеют ее. К счастью, Валери, издав радостный возглас, уже бежала навстречу новым гостям:
— Зизи! Мари-Элен!
Она пылко расцеловала — щека к щеке, чмок-чмок в сторону! — двух клоунесс с обесцвеченными волосами и черными, торчащими, как щетина сапожной щетки, ресницами. Школьные подружки или курортные приятельницы, утерянные и вот теперь счастливо обретенные! «Решено, мы больше не расстанемся!» Представляя Жан-Марка, Валери старательно удерживалась, чтобы не произнести: «Мой жених», чем снова вызвала у Франсуазы раздражение. Голоса звучали все выше, Зизи и Мари-Элен все видели — пьесы, фильмы, балеты, выставки картин, показы высокой моды — и числились в числе избранных зрителей. Даже Валери плелась в хвосте этих специалисток по парижскому искусству. А вот Николя, нисколько не смущенный, бодро подавал реплики. Франсуаза изумленно слушала, как он упоминает знаменитых актеров, запросто называя их по именам, как критикует пьесу, о которой всего лишь прочел рецензию в газете. Костюм королевского синего цвета он одолжил на один день у товарища по студии, туфли с пряжками давно требовали новых набоек, но Николя плевать хотел на все эти мелочи, он сиял, размахивая рукой с зажатым в ней стаканом виски.
— Не согласен… У Жозефа Бендена постановка убивает текст… Это немецкое влияние…
«Он плетет первое, что приходит в голову!» — подумала Франсуаза. Внезапно она заметила, что Жан-Марк ищет кого-то взглядом поверх голов присутствующих.
— Извините! — перебила Николя Зизи. — Возможно, в своих первых постановках Жозеф Бенден действительно… Но здесь… Вы видели последний спектакль?
— Конечно! — с вызовом ответил Николя.
— И остаетесь при своем мнении?
— О да!
— Ну, тогда я не понимаю…
— О, Жильбер, наконец-то, старина! — воскликнула Валери.
Жильбер с вежливой улыбкой на спокойном лице пожал всем руки, взял бокал шампанского. Тайком наблюдавшая за ним Франсуаза нашла его растерянным и несчастным.
— Ну, так что там с твоей машиной? — спросил Жан-Марк, подходя к Жильберу.
— Дело в шляпе! — ответил тот. — Получил сегодня утром!
— Ты на ней приехал?
Жильбер пожал плечами:
— Ты же прекрасно знаешь, что это невозможно, я провалил экзамен на права. Так что пришлось оставить ее в гараже.
— Хочется на нее взглянуть, хотя бы в гараже!
— Это легко осуществить.
— Красивая?
— Вполне ничего.
— Давай завтра, или нет — послезавтра. В общем, я тебе позвоню.
— Договорились.
— А какая марка? — вклинился в разговор Николя, бросая дамское общество ради мужского разговора о механике.
— «Моррис».
— Потрясающе, старик! Четыре скорости, три синхронизированы? Сто семьдесят пять километров в час?..
— В рекламном проспекте так и написано.
Разговор был прерван громоподобным смехом — к ним возвращался месье де Шарнере в компании пожилой пары, не знакомой Франсуазе. Последовали поцелуи, поздравления, комплименты — это были бабушка и дедушка Жильбера. Толпа вокруг Валери росла — прибывали все новые и новые гости. Утомленная мельканием приторно-любезных лиц, Франсуаза отошла от буфета. Жан-Марк и Жильбер тоже отделились от общей массы гостей и остановились в нескольких шагах от нее, рядом с большой каменной вазой, украшенной цветами.
— Ну вот, — начал разговор Жильбер, — я желаю тебе счастья. Пока, старик.
— Ты уже уходишь? — удивился Жан-Марк.
— А что мне здесь делать?
— Ну, не знаю… То же, что и всем остальным…
— Я — не остальные! — Жильбер непримиримо взглянул прямо в глаза Жан-Марку.
И он пошел прочь нервной походкой, избегая рассеявшихся по аллеям гостей. Жан-Марк долго следил за ним взглядом. Заметив, что Франсуаза стала свидетелем этой сценки, он подошел к ней и сказал:
— Он хандрит, потому что не сдал экзамен на права! Еще один бокал шампанского?
— Нет, спасибо.
— Ты ничего не пьешь, ничего не ешь…
Жан-Марк говорил лениво, как если бы хотел просто убить время. Франсуаза подумала о песке, осыпающемся в яму.
— Ты действительно счастлив, Жан-Марк? — спросила внезапно она.
Он засмеялся.
— А что, не похоже?
— Да не в том дело…
Наступила тишина. Через мгновение Жан-Марк сказал:
— Прости меня, Франсуаза, пришел месье Дюпуйи… Он компаньон моего будущего тестя…
И Жан-Марк — сама любезность! — пошел навстречу лысому толстяку с орденом Почетного легиона на лацкане пиджака. Почти все присутствовавшие на приеме пожилые мужчины носили в петлице ленточку или розетку. Франсуазе показалось, что она читает азбуку Морзе: точка, тире, точка, точка, тире… Что за телеграфное послание записано на отворотах их лацканов? Она улыбнулась. Над ее головой щебетали птицы, потом вдруг замолчали, напуганные гомоном человеческих голосов. Лаборатории фармацевтической продукции Шарнере-Дюпуйи: состояние, сделанное на каплях, порошках и свечах. Будь Александр здесь, уж он бы посмеялся!