Крушение
Шрифт:
Мы шли, вероятно, очень долго, лавируя в толпе праздно шатающихся после рабочей недели, – пока, наконец, не вышли к Чалк-фарм. На очередной вопрос, куда мы идем, Джеймс только рассмеялся. В итоге мы притормозили у входа в парк, Джеймс положил руку на мое плечо. Я приготовилась к поцелую, но вместо него Джеймс попросил меня закрыть глаза, потому что «хотел сделать сюрприз».
Признаться, я была не очень уверена, что ранним утром субботы может случиться приятный сюрприз, особенно в темном парке, но глаза все же закрыла. И тут же почувствовала, как на плечи легло
– Готова? – спросил Джеймс.
Я почувствовала, как он двигается где-то у меня за спиной. Потом его пальцы пробежали по моему лицу, слегка задевая скулы. Он попросил открыть глаза. Молния скользнула по моему позвоночнику, и я вздрогнула, несмотря на то что была в теплом пиджаке Джеймса.
– Готова, – ответила я.
Джеймс убрал руки с моего лица, и я открыла глаза.
– Разве не прекрасный вид? – спросил он.
Все, что я могла сделать, это кивнуть. С холма открывался вид на парк, который сейчас казался шахматной доской: квадраты освещенной фонарями травы чередовались с квадратами темноты. На наших глазах свершалась таинственная игра теней и света. А за границей парка простирался город, мигали огни окон, светились здания, а у самого горизонта горела радуга знаменитого колеса обозрения, одного из самых огромных в мире.
Небо над нами напоминало тихое темное море, пересеченное волнами оранжевого света. И все вместе представляло собой лучший пейзаж из тех, которые я когда-либо видела.
– Когда ты открыла глаза, твое лицо, Сьюзан… – Джеймс пялился на меня, – я никогда не видел ничего прекраснее твоего лица.
– Перестань… – я хотела превратить его слова в шутку, но смех застрял в горле.
– Сьюзи, ты выглядела такой молодой, такой восторженной. Словно маленькая девочка на Рождество. – Он потряс головой. – Как же может быть так, что ты одна? Что у тебя никого нет? Как вообще это может быть?
Я хотела ответить, но Джеймс еще не закончил.
– Ты – самая потрясающая женщина, которую я когда-либо встречал, – Джемс коснулся моей руки, – ты забавная, добрая, умная и красивая. Что же ты делаешь тут со мной?!
Я снова хотела перевести все в шутку – напомнить, что это он, именно он вел меня к этому холму, и, вероятно, так сильно выпил, что уже ничего не помнит. Но я не смогла пошутить. Вместо этого сказала:
– А я хотела быть здесь, с тобой. И нигде больше.
Джеймс просиял так, словно я только что сделала ему лучший на свете комплимент. Он взял в ладони мое смущенное лицо, долго смотрел на меня, а потом поцеловал.
Не могу сказать, сколько именно мы целовались, лежа там, на пледе, на холме посреди парка, – наши тела сплелись, руки путешествовали совершенно свободно, мы трогали друг друга, гладили и ласкали. Мы не разделись и не занялись любовью, но это был самый эротичный момент во всей моей жизни. Я ни на секунду не могла отпустить Джеймса от себя.
Между тем темнело и холодало, и я предложила покинуть парк и пойти к нему.
Джеймс, к моему удивлению, отрицательно покачал головой.
– Разреши, я вызову тебе такси, и ты поедешь домой.
– Но как же…
Он плотнее закутал меня в свой пиджак.
– Сьюзи, у нас для всего этого еще будет время, полно времени…
Глава 2
На следующий день я жду, когда Брайан уйдет на работу, чтобы начать копаться в его вещах. В гардеробной прохладно, пол морозит мои босые ступни, в окна поддувает, но я не трачу ни секунды на то, чтобы найти носки. Вместо этого я забираюсь в карманы пиджака мужа, его любимого пиджака. Этот пиджак мой вспыльчивый супруг носит в любую погоду, постоянно уверяя в том, что он ничуть не хуже, чем аналогичный, скажем, из Барбур [2] . Хотя это прекрасный пиджак, но он явно промокает: я сужу по мокрым пятнам, которые появляются на рубашке Брайана, когда он попадает под дождь.
2
Фирма Barbour and Sons производит мужскую и женскую одежду с середины XX века.
Вешалка чуть покачивается, пока я перебираюсь рукой из кармана в карман, вынимая содержимое и поспешно выкладывая его на пол.
Я ищу улику.
С пиджаком я наконец покончила, и вот уже изучаю – обеими руками – карманы толстовки. Как вдруг на кухне раздается грохот.
Я холодею с головы до пят.
В голове все как будто отключается, словно кто-то нажал на рубильник, и я превращаюсь в неподвижную статую, напоминая себе вешалку, возле которой стою. Стараюсь дышать неглубоко, прислушиваюсь, жду. Понятно, что я должна отмереть и что-то сделать. Например, вынуть руки из карманов одежды Брайана. И затолкать обратно их содержимое, которое я еще не успела изучить, – спрятать свидетельство того, какая я недоверчивая жена, ужасная женщина, способная подозревать супруга в страшном.
Но я не могла пошевелиться.
Сердце бьется на разрыв, кажется, что каждый его удар эхом разносится по комнате, и меня словно отбрасывает на двадцать лет в прошлое. Мне двадцать три, я живу на севере Лондона, но именно в этот конкретный момент я прячусь в гардеробе. Мой рюкзак забит вещами, я держу его в левой руке, а в правой у меня зажата связка ключей, которую я украла у кое-кого из кармана. Если я задержу дыхание, то он меня не услышит. И он не узнает, что я собираюсь…
Ощущение дежавю покидает меня.