Крутой сюжет 1995, № 02
Шрифт:
Серебристая «Вольво» стояла прямо у парадного подъезда особняка, а на ступенях, не обращая внимания на услужливо приоткрывшего заднюю дверцу водилу, давал какие-то указания переминавшемуся от холода с ноги на ногу толстяку в твидовом пиджаке и темных очках высокий бородач в лисьей шубе.
— Считай, заочно познакомился, — Князь сжал мое плечо так, что рука онемела, — вон тот, в шубе, и есть Щетинин Игорь Валентинович. А толстый — Эдик, коммерческий директор. Видишь, глаза прячет. Это я ему рыло подрихтовал. Интересно, куда это Щетина собрался?
— В Бельгия лецит. Целез два дня назад, — доложил Гоша, — сецяс в аэлополт ехает.
— Все не слава Богу, — расстроился Князь, — а ну-ка расскажи, что и как?
Гоша заговорил
Свое отсутствие вьетнамец мотивировал так: мы взяли его в плен, отвезли на дачу в окрестностях Таллинна, откуда ему в конце концов удалось бежать. Щетина вроде бы поверил, велел отыскать Арвида, который, по словам шефа, с ног сбился в поисках Гоши, и поступить в его распоряжение. Хитрый вьетнамец изъявил желание самолично расквитаться с нами за мучительные пытки в дачном подвале, но Щетина рассмеялся и заметил, что этот вопрос уже почти решен. Из Москвы приехали два бывших офицера спецназа, нанятые для охраны наиболее ценных грузов. Их-то Щетина и уболтал, пообещав за голову Князя, должно быть, солидную сумму. Так, во всяком случае, решил Гоша, когда шеф познакомил его с наемниками, за бесплатно такие специалисты не работают. Около часа они выкачивали из Гоши информацию, сильно интересовались моей персоной, Арвид успел рассказать, что Князь теперь не один. Гоша постарался нагнать побольше жути, наговорив восемь бочек арестантов, и от него отвязались, даже посочувствовали. Этим, собственно, разведданные и ограничивались.
Настроения Гошин рассказ не прибавил. Конечно, приятно сознавать свою скромную личность настолько значительной, что из самой Москвы-матушки убивцев пригласили. Знать бы еще, как они выглядят, специалисты эти самые. А то кишки выпустят — охнуть не успеешь. Но Князя, похоже, наемники волновали мало. Для него теперь вопросом номер один стала судьба Илоны, и я его прекрасно понимал…
К утру в Гошиной квартире было не продохнуть. Илона дома не ночевала, следовательно, взялись за нее всерьез. Мы с Князем глаз не сомкнули, за ночь выкурили почти четыре пачки сигарет, причем некурящий Витька смолил даже больше меня.
Ни в одном отделении милиции города ее не оказалось. На мои телефонные звонки все дежурные мусора, как сговорившись, заявляли, что среди временно задержанных Илоны Паберс не значится. В КПЗ городского управления таковой тоже не оказалось. Вывод следовал однозначный — прихватили Илону сами омоновцы, сами и раскручивают, надеясь выйти на наш след. Поэтому за основу приняли мою идею привлечь НФЛ и журналистов, чем я с утра и намеревался заняться.
В отличие от нас спокойно проспавшего всю ночь Гошу Князь отправил на Суворова, наказав глаз не спускать с Илониной квартиры, а если подруга появится, немедленно доставить ее сюда, на улицу Революцияс.
Сам Витька решил сгонять в Болдерай, на базу флота. Разведкой там заправлял старый друг Горчаковского семейства, имевший в Риге связи на всех уровнях, и Князь надеялся хоть что-то выяснить через него. Вытребовав себе трофейную «девятку», я первым делом отправился в редакцию газеты «Советская молодежь», довольно популярного и вроде бы независимого печатного органа. Омоновские выходки «Молодежка» освещала с такой ненавистью, что поискать среди сотрудников редакции союзников сам Бог велел.
Милиционеру на входе в высокое современное здание, взметнувшееся к серым снеговым облакам на одном из островов Даугавы, мелькающие туда-сюда лица журналистов и посетителей были сугубо фиолетовы. Я легко проник в просторный холл и изучил вывешенный у лифта список полутора десятка окопавшихся здесь редакций газет и журналов всевозможных направлений и политической окраски. Редакция «СМ» оказалась на седьмом этаже, лифт не работал, пришлось карабкаться по узкой вонючей лестнице.
В предбаннике кабинета главного редактора «Молодежки» возникла небольшая проблема. Хорошенькая секретарша уперлась рогом, не желая меня впускать, но убедить ее труда не составило.
— Девушка, я располагаю точными сведениями, что рижский ОМОН планирует захват редактора вашей газеты, — погнал я жути, стараясь оставаться серьезным. Совсем недавно омоновцы взяли штурмом здание МВД республики и пленили заместителя министра, так что ничего невероятного в моем заявлении не было.
Секретарша, пухленькая блондинка с огромными синими глазами, распахнула эти самые глазищи еще шире, ойкнула и скрылась за обитой кожей дверью. Спустя полминуты вошел в кабинет и я.
— Михаил Розенгольц, — пожав руку настороженно привставшему из-за стола очкарику лет сорока, я уселся за приставной столик, — сопредседатель движения либерально-конституционных реформ. Не волнуйтесь, никто пока лично Вас брать не собирается, но это и не исключено. Если мы не объединим свои усилия и не остановим махровый беспредел зарвавшихся сотрудников так называемого ОМОНа…
Коротко, но доходчиво я изложил следующее. Активистку нашего движения, случайно узнавшую о коварных планах омоновцев на ближайшее будущее, те обвинили в причастности к теракту и пытают вторые сутки в своих омоновских застенках. Спасти ее могут только гласность и заступничество всех людей доброй воли. Требуется срочно выяснить, где эти застенки находятся, отправить туда представителей общественности и любой ценой добиться освобождения славной дочери латышского народа-великомученика. Причем, действовать нужно незамедлительно, садизм омоновцев общеизвестен и жизнь девушки в страшной опасности.
Ошарашенный редактор поверил каждому моему слову, даже документы предъявить не потребовал. Я тут же был представлен солидной даме, освещавшей на страницах «СМ» вопрос о правах человека. Пришлось повторить жуткую историю еще раз, стараясь излагать самую суть помрачнее и поугрюмее. Дама рванула телефонную трубку и связалась со штаб-квартирой Народного фронта. Пока мы с редактором баловались поданным секретаршей кофе, она подняла на ноги пол-Риги и пошло-поехало. Энергии у нее хватило бы на семерых.
Спустя какой-то час я вез на омоновскую базу в Вецмилгравис представителей только что организованного комитета защиты Илоны Паберс, наделенных чрезвычайными полномочиями лично прокурором независимой Латвийской республики. Кроме меня и дамы-журналистки в машине сидели два функционера НФЛ, такие же, кажется, проходимцы, как и я, и помощник прокурора Латвии — длинномордый блондин баскетбольного роста.
На территорию базы, — нескольких двух-трехэтажных построек, обнесенных бетонным забором с натянутой поверху колючей проволокой, — нас не пустили. Долгие переговоры с умиравшим от желания послать нас по вполне конкретному адресу лейтенантом ни к чему не привели. Однако, пока помощник прокурора тряс своим мандатом, дама-правозащитница дозвонилась в МВД Лат. ССР, коему ОМОН формально подчинялся, и выхлопотала позволение осмотреть омоновские казематы. Правда, сделать это ей разрешили в одиночку, наш комитет советский министр признать отказался.
Около часа мы куковали под дулом нацеленного на «девятку» со стоявшего у КПП бронетранспортера пулемета Васнецова, лениво поругиваясь с охраной базы. Наконец наша делегатка воротилась, но обрадовать, к сожалению, не смогла.
— Илоны здесь нет, — уселась она рядом со мной в машину и закурила, пуская дым прямо в глаза, — они утверждают, что ее не задерживали, только пригласили для выяснения обстоятельств угона автомашины и тотчас отпустили. Я журнал боевого дежурства пролистала, книгу регистрации задержанных тоже. Осмотрела подвал, где арестованных содержат. Никаких подтверждений, что она здесь находилась. Вы не ошибаетесь, Михаил? — вдобавок к дыму она запустила мне в глаза капельку ехидства. — Не допускаете, что ваши сведения ложные?