Крутые повороты: Из записок адмирала
Шрифт:
Были еще силы. Были еще сносные нервы, и я, не тужа, отправился на Дальний Восток, благо я там уже бывал и даже полюбил в свое время те края… После естественных переживаний я успокоился и взялся за работу в Хабаровске. Много ездил от Камчатки до Порт-Артура. Был несколько раз на Сахалине и в Дальнем. Через год был по второму разу назначен командовать Тихоокеанским флотом.
Судьба многих оказалась хуже. Искренне и в самой сильной степени переживал, что мои товарищи репрессированы.
Служил я «исправно», без обид на незаслуженное наказание. Поддержкой мне было хорошее отношение как моих ближайших помощников, так и рядового личного состава. Все как-то понимали, что со мной случилось несчастье, как своего рода неизбежная в море случайность. Новые погоны контр-адмирала с одной звездочкой меня ничуть не смущали, и мой авторитет, как я заметил, не особенно пострадал. Пожалуй, наоборот! [38] Как в известной детской игре, я спустился на несколько ступенек ниже, чтобы подниматься снова. «Лиха беда начало», — гласит поговорка. Я сбился
38
О том, как приняли Н. Г. Кузнецова на Дальнем Востоке, видно из его письма жене Вере Николаевне от 23 августа 1948 года: «...Вчера вернулся на Сахалин. Ходил морем на корабле и получил большое удовольствие... Встретился со многими флотскими людьми, и здесь я нашел исключительно теплый и дружеский прием... Чувствуется, что для многих мое новое звание роли не играет, а поэтому охотнее называют меня по имени и отчеству, без звания. ...Мне кажется, что с флотскими людьми мне будет работать нетрудно. Очень хорошо меня встретили на корабле матросы... Ну, вот этому я рад больше всего, т. к. это я считаю плодом моей работы, невзирая на все события...»
Постепенно я дослужился до очередного звания — вице-адмирала — по всем правилам прохождения службы, без всяких скидок. Вот так пришлось заново проходить службу в адмиральских званиях: то было вторично полученное звание вице-адмирала. О чем я, конечно, меньше всего думал, так это о том, что мне еще и в третий раз придется носить это звание. Но пути господни неисповедимы! Не отрицаю, недостатки, видимо, были, но законности в снижении меня в звании в 1956 году было еще меньше, чем при Сталине. Просто по указанию Хрущева было вынесено решение без объяснения вины и преступлений. А для того чтобы снизить Адмирала Флота Советского Союза в звании до вице-адмирала, нужно иметь достаточно оснований, если, конечно, придерживаться законов.
Я забежал вперед. Вернемся к 1951 году.
Новый очередной крутой поворот совершился летом именно этого года. Мне пришлось лететь из Владивостока в Москву на доклад министру ВМФ И.С. Юмашеву. Едва вернувшись, снова был вызван на военный совет ВМФ, и вылетая из Владивостока, гадал о причинах срочного и вторичного вызова. Как всегда, делая одну ночную остановку в Новосибирске, я около 11 часов по московскому времени, кажется 13 июня, приземлился на флотском Измайловском аэродроме. Уже в гостинице от москвичей узнал, что что-то готовится относительно И.С. Юмашева…
Через несколько дней в маленьком зале Кремля, где обычно проходили не очень многолюдные совещания старших руководителей, было собрано Политбюро ЦК под руководством Сталина.
На этом совещании моряков Сталин сидел в стороне. Председательствовал Маленков. Предложили всем командующим флотами высказаться о делах в ВМФ. Я понимал, что мне, бывшему наркому, надлежит серьезно подготовиться и продумать свое выступление, и потому записался для выступления только на следующий день. Выступил. Ни слова по адресу И.С. Юмашева, что считал при всех обстоятельствах неприличным, а ограничился общими флотскими недостатками, требующими помощи Сталина [39] . Сталин, не проронивший ни слова, что-то писал на бумаге, не прерывал меня. Нас отпустили. Сталин только сказал, что «Юмашев пьет», и предложил подумать о его замене.
39
В бумагах того периода имеется следующая запись рукой Н. Г. Кузнецова: «...больным вопросом на флоте тогда был вопрос о целесообразности иметь гарантийные сроки для вновь сдаваемых промышленных кораблей. Сталин считал, что в наших условиях этого уже не нужно. Все воскресенье я не раз возвращался к обдумыванию этого очень принципиального для флота вопроса. Как ни примерял и ни критиковал сам себя, приходил к одному и тому же выводу, что гарантийный срок необходим как с чисто флотской, так и с государственной точки зрения. Я решил высказать это свое мнение.
Как бы не отвергая в принципе точку зрения Сталина, я сказал, что мне кажется, что гарантийный срок отменять преждевременно. Сталин поднял голову, но не возразил и продолжал чертить что-то на бумаге».
Все ждали указаний свыше. На следующий день собрались уже в другом помещении (кажется, в кабинете Маленкова), и на вопрос, что мы надумали, естественно, никто не ответил. Тогда председатель взял слово и сказал, что они на Политбюро обменивались мнениями и решили «вернуть Кузнецова». Признаться, этого я никак не ожидал! Возражений не было…
Капризы судьбы иногда были тождественны капризам Сталина. Он приказал снять меня, когда был недоволен моей настойчивостью, а окружение охотно поддакивало (даже в случае, если бы он решил меня арестовать). Когда я служил на Дальнем Востоке (1948—1949 гг.), то чаша весов могла склониться как в сторону реабилитации, так и в сторону более строгого наказания. Позднее, работая в Москве, я услышал от самого Сталина, что «кое-кто» [40] настаивал на том, чтобы «посадить» меня, обещая «важный материал» (о том, что я английский шпион). Я и сейчас прихожу в ужас, представляя, на каком волоске висела моя судьба. Но ей было угодно подсказать Сталину вернуть меня на работу в Москву, когда появились серьезные претензии к И.С. Юмашеву…
40
Н. Г. Кузнецов в данном случае имеет в виду В. С. Абакумова.
Итак, это произошло летом 1951 года. Во Владивосток я уже не вернулся: мне было приказано немедленно вступить в новую и в то же время старую для меня должность. Придя в кабинет, я удивился, как мало в нем изменилось: на столе стояли те же чернильница и письменный прибор, висели те же картины и даже карты на специальном столе лежали те же. Как будто прошло не четыре года, а всего несколько дней. К И.С. Юмашеву я счел нужным отнестись внимательно и спросил, в чем он нуждается. Обеспечил квартирой в Ленинграде и машиной, именно той (ЗИМ), которую он хотел взять с собой. Я хорошо помнил свой «уход» в 1947 году, когда я, еще оставаясь адмиралом флота, благодаря «вниманию» И.С. Юмашева ездил с шофером А.Т. Твороговым на какой-то старенькой «эмочке», которая больше стояла, чем ходила.
Встал вопрос, что же делать с моим званием. Обсуждали, восстановить мое прежнее звание или дать звание адмирала. Я возразил. Либо восстанавливать и признать первое решение неправильным, либо оставить его в силе.
Пересматривать дело было поручено тому же самому лицу, которому в свое время было приказано «примерно наказать». А.А. Чепцов явился ко мне и спросил, как это лучше сделать. Я ответил, что он «стряпал» дело, пусть и расхлебывает. Смущенно извиняясь, он уверял, что его роль была второстепенной. Кто играл «первую скрипку», я не интересовался. Важно, что он был исполнителем, вопреки фактам и совести коммуниста. Но сошлемся на «культ личности» и не будем судить его (Чепцова) строго. Отстаивать свою точку зрения было небезопасно и далеко не всем по плечу. Читающий может спросить: а как вел себя Кузнецов? Не считаю себя безгрешным или отважным и, очевидно, не раз молчал, когда следовало высказать свою точку зрения, но когда дело касалось моих подчиненных, всегда говорил то, что думал. В этом совесть моя чиста.
Так, по второму разу, я надел погоны Адмирала Флота Советского Союза, что равнялось по уставу Маршалу Советского Союза. Это было в 1953 году [41] . Я снова выбрался на «большую дорогу», обогащенный опытом, как следует вести себя и как находить наиболее разумную линию поведения между соглашательством с совестью и безупречной честностью. Но это не помогло. К тому же я, «набив себе шишку», одновременно закалился и убедился, что все-таки следует отстаивать государственные интересы и ставить их выше личных. Может быть, это громко сказано, но это так, и я этим горжусь. Не будь я таким при Хрущеве, то, может быть, сохранил бы свое положение…
41
Официальный документ гласил:
«Постановлением пленума Верховного суда Союза ССР от 11 мая 1953 года приговор Военной коллегии Верховного суда Союза ССР от 3 февраля 1948 года в отношении
Кузнецова Н. Г.,
Галлера Л. М.,
Алафузова В. А.,
Степанова Г. А. отменен и дело за отсутствием в их действиях состава уголовного преступления производством прекращено.
Председатель Верховного суда СССР
А. Волин 12 мая 1953 г.».
Сначала все шло хорошо. Но постепенно назревал новый конфликт. Очень сложные отношения с Г.К. Жуковым постепенно стали чувствоваться сначала за кулисами, а потом вышли наружу…
И вновь произошел очередной крутой поворот в моей жизни.
Но прежде чем продолжать, стоит вернуться немного назад и подвести итоги своих наблюдений и впечатлений за предвоенный и военный периоды. Именно в эти годы, не сразу, а постепенно, у меня складывались мнения о людях, с которыми пришлось иметь дело. Эти мнения потом под давлением фактов немного менялись, но в основном они сложились тогда. Стремясь быть объективным, скажу лишь кратко о некоторых из них.
Наркомат ВМФ после выделения в 1938 году [42] занимал особое положение. Если все наркоматы, за исключением НКО, НКИД и НКВД, замыкались на одного из заместителей Предсовнаркома, то Наркомат ВМФ подчинялся непосредственно Сталину. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что некоторые важные вопросы решались быстро в самой высшей быстрой инстанции, а плохо потому, что никто иной (даже Молотов), кроме Сталина, их не хотел решать. Время же было предвоенное, и вопросы флота, которыми Сталин много занимался до осени 1939 года (подобно судостроительной программе), были отложены до лучших времен. Оперативные же вопросы и вопросы боевой готовности были фактически поручены наркому обороны и начальнику Генштаба, которые ограничивали свои функции и ответственность только делами Наркомата обороны. Моряки оказались, так сказать, «в подвешенном состоянии» в самом главном, когда назревала война, так как флотские вопросы для Наркомата обороны висели «камнем на шее»… Этому есть свои объяснения. Тимошенко и Жуков пришли в Наркомат обороны тогда, когда у них действительно было много дел по чисто сухопутной части. К тому же Сталин сковывал их инициативу, ни разу не собрал нас всех вместе по оперативным вопросам, чтобы выяснить, как вдет подготовка к войне, и дать нужные указания. Я однажды затронул такой вопрос, но Сталин ответил, что «когда будет нужно, вы получите указания». Это говорит о том, что, по-видимому, он боялся раскрыть свои секреты и не ждал скорой войны. Мне думается, по этой же причине не пересматривались и оперативные планы до последнего времени.
42
Народный комиссариат Военно-Морского Флота СССР образован в соответствии с постановлением СНК СССР от 30 декабря 1937 года.