Кружева из Брюгге
Шрифт:
– Кстати, голубчик, Дмитрий Алексеевич, – дружески добавил мэтр, приняв его молчание за согласие, – тот чудесный «Портрет жены» Маковского ещё у вас? У меня есть на него очень солидный покупатель.
Димыч встрепенулся: разговор перетёк в привычную сферу, в которой он ощущал себя, как рыба в воде. С полотном была связана история, типичная для 90-х. Оно страшно нравилось тёще, но подруга, которой полотно принадлежало с незапамятных времен, наотрез отказывалась его продать. Выменять его у наследников на новую «девятку» удалось лишь после смерти подруги в 92-ом. Картина нуждалась в срочной реставрации и, вместе с покупкой машины обошлась в смешную по нынешним временам
– Вот это – настоящая живопись, – и выразительно поглядывала на зятя.
Теща не так давно отошла в мир иной, и теперь эти воспоминания были явно ни к чему.
– А покупателю известна рыночная стоимость полотна? Оригинал, как вам известно, в Эрмитаже, а это одна, если не лучшая копия, – осторожно поинтересовался он. – Только поймите правильно: крайней надобности в его продаже мы не испытываем, и уступать за символические деньги какому-нибудь известному проходимцу-мазиле, чтоб при случае он похлопал по плечу и назвал коллегой, я не намерен. Мое желание поучаствовать в выставке – осознанный шаг, а не прихоть бизнесмена, намалевавшего пейзажики на отдыхе между коктейлями и вообразившего себя гением.
Виталиус посмотрел на него с нескрываемым интересом.
– Мне всегда импонировали творцы, знающие себе цену, – произнес он слегка вибрирующим голосом после мимолетной паузы. – Не обижайтесь, Дмитрий Алексеевич, вы меня не так поняли. Ваши полотна действительно самоценны, и речь идет о серьезном покупателе.
– Тогда другое дело. Нужно только посоветоваться с женой, всё-таки это память о её матери, – кивнул головой Димыч. – Но думаю, она согласится. Я передам ей о вашу просьбу и полагаю, о цене, включая ваши услуги, вы договоритесь с ней…
Мэтр засеменил к нему и потрепал по плечу:
– Дорогой мой, деньги – тлен, не более. Лучше подарите на память какой-нибудь ваш пейзаж или натюрморт. Боюсь, когда они войдут в цену, мне уже будут не по карману…
Недоуменно посмотрев на Виталиуса, Димыч вдруг понял, что мэтр говорит совершенно искренне: он действительно, сам того не сознавая, рывком пересек незримую грань и превратился в мастера, и…не то чтоб испугался, скорей почувствовал себя не в своей тарелке. На мгновение даже почудилось, что они снова в середине 80-х, и случившиеся с ним метаморфозы просто дурной сон.
– Вы не находите, что все это выглядит несколько запоздалым и нелепым, особенно, если учесть мое нынешнее положение? – деликатно поинтересовался он.
– Нисколько, наоборот я приятно удивлен, – улыбнулся Виталиус. При нынешней безудержной демократии творческая интеллигенция настолько массово поглупела, что только и может соревноваться в пошлости и безвкусице. Признаться, я даже заскучал от всей этой предсказуемости.…А касательно возраста и прочей мишуры в виде жизненных благ, вспомните хотя бы Гогена. Будучи успешным биржевым маклером, внезапно забросил и семью, и карьеру, чтобы целиком посвятить себя живописи. У вас перед ним явное преимущество – не придется постигать азов. А в остальном: знаете ли, история имеет свойство повторяться…
– Если не ошибаюсь, повторяясь, она, как правило, обращается в фарс, – хмыкнул Димыч. – Это пожалуй, единственное, что мне удалось твердо запомнить из диалектического материализма. Судя по моей дочке и зятю, рукотворным творчеством теперь уже никого не удивишь.
– Позволю себе возразить словами другого классика – Федора Тютчева, парировал мэтр:
– «Нам не дано предугадать, чем наше слово
– «И что безумием зовется, и как дается благодать», – вздохнул Димыч. – Только можно и не дождаться. Нация с такой скоростью деградирует, что, глядишь, скоро, как таковая, перестанет существовать…
– Смута в умах на Руси вещь привычная, остается лишь надеяться, что все в очередной раз образуется само собой.…Кстати, во времена Тютчева не одни картины и мебель, но и обувь с одеждой изготавливались вручную. Дама могла одеть и снять корсет и кринолины лишь с помощью горничной, что доставляло массу хлопот на определенного рода свиданиях. Может поэтому большинство теперь охотно носит фабричные продукты и не поминает с тоской давние времена, – мэтр успокаивающе потрепал Димыча по плечу. – Смею еще раз напомнить: задача творца не в том, чтобы сиюминутными поделками развлекать отдельных скучающих индивидуумов. Его видение мира должно задевать потаенные струнки в душе обыкновенного человека, помогая глубже заглянуть в себя и все такое прочее,…ну ни мне вас учить, – Виталиус развернулся к выходу, давая понять, что дискуссию пора заканчивать. – Кстати, голубчик, не хотел сразу огорчать: выставка откладывается до весны.
– Это даже к лучшему, – весь во власти грядущих перемен, рассеянно заметил Димыч. – За это время попытаюсь хоть как-то учесть ваши советы. Выбирайте пейзаж, а столик я пришлю завтра…
Закрыв за маститым гостем дверь, он вдруг почувствовал, что просто валится с ног от усталости и решил никуда не спешить. Нахлынувшую поначалу эйфорию постепенно сменяли сомнение и досада.
– «Нужно было не обнадеживать человека, проникнувшегося к нему доверием, а честно признаться: портреты, не говоря уже об обнаженной натуре, он уже с десяток лет писать не пробовал. А без регулярных тренировок рука быстро забывает приемы… Правда, с толковой натурой опыт быстро восстанавливается. Но где ее взять вот так, с ходу? Связи подрастерял, а о незнакомой натурщице не может быть и речи, неприятностей в виде сплетен и прочего не оберешься.…Маковский писал свою молоденькую жену всего лишь около суток, – вдруг вспомнилось Димычу. – Какие-то портретики от прошлых времен остались, но они больше годятся для семейного пользования. Может, стоит попробовать заново написать Леру или дочку? Правда, с дочкой они не виделись с лета, сейчас она живет у родителей мужа где-то в Медведках»…
Вспомнив, в который раз, о причинах конфликта, от коих шел душок сегодняшних вздорных обвинений Федьки, Димыч расстроился окончательно. Тектонические подвижки начались в семье сразу после смерти тещи. Едва они с Лерой пришли в себя, дочка привела жить мужа-однокурсника. Оба учились модной профессии дизайнера, конструировать по старинке, на ватмане, считали пошлым, и Димыч подарил молодым профессиональный компьютер.
Как-то он предложил зятю, родители которого еле сводили концы с концами на нищенскую зарплату преподавателей, немного подзаработать. В надежде, что его устроят в западную фирму, тот загорелся, а когда выяснилось, что речь идет всего лишь о небольших частных заказах, скорчил презрительную мину.
– Не хотелось бы размениваться на поденщину, – пояснил неоперившийся юнец.
– Большие проекты не часто встречаются, и еще неизвестно, возьмут ли тебя, там тоже очередь из талантов, – доброжелательно напомнил Димыч. – Я же кручусь уже полжизни, семью-то кормить надо.
– На мой взгляд, вы просто неудачник, – в запальчивости возразил зять. – Опустили руки и направились по легкой дорожке…
Димыч горячо возразил, что его к этому вынудили обстоятельства, а дальше пошло, поехало…