Крылатые люди

Шелест Игорь Иванович

Да, склонился он в кабине к полу, ищет карандаш, а чувствует, как жмет его к борту неведомая сила, и вообще с самолетом творится что-то неладное. Поймал он карандаш, не без усилия приподнимает голову и видит: самолет «сыплется» вниз какой-то непонятной спиралью, и вода — вот она, совсем рядом. "Труба! — съежилось сердце. — Падаем!" Мигом взглянул на летчика, увидел с затылка нервно-подвижные плечи — тот двигал ручкой управления, решил: "Бесполезно!" Эта мысль включила самого Веню в действие. Откуда взялись проворство и удивительная сила: схватил за обшлага кожанку, не расстегивая пуговиц, разорвал на себе и тут же скинул с плеч. Только успел, как

самолет ударился о воду… И треск, и стену брызг воспринял как-то мягко, приглушенно, не материально, как во сне. Все это проявилось ярким кадром и потухло.

Курсанту-летчику все же удалось каким-то образом вывести самолет из штопора, и, уже снижаясь полого, самолет ударился левым поплавком о воду вскользь. Теперь можно говорить об этом как о чуде, но когда Веня Зенков пришел в себя, то увидел, к своему немалому удивлению, что самолет их на плаву и лишь левая полукоробка крыльев биплана погружена в воду, а правая, наоборот, устремлена под углом в небо; хвост фюзеляжа тоже задран, зато нос с мотором и обломком орехового пропеллера прильнул к воде, будто пьет жадно, никак не напьется.

Еще больше удивило Веню то, что он вовсе не в кабине, а на нижней плоскости правой полукоробки крыльев, У самых распорных бипланных стоек; сидит, держась руками за одну из стоек. Когда и как сюда попал — непонятно.

Летчик, которого он тут же увидел, был в своей кабине и как раз подал признаки жизни. Веня закричал, чтоб он лез на крыло, на самую высокую над водой точку. (Кабина отчасти была затоплена водой.) Летчик перешагнул через борт, пробрался между расчалок по крылу и обхватил руками соседнюю с Веней стойку. Немного успокоившись, они увидели, как второй их самолет, снизившись, покружил над ними и, надо полагать, убедившись, что они живы и на крыле, направился к берегу.

Он не стал садиться рядом с ними. Да и что он мог сделать, чем помочь? Взять на борт к себе? Некуда поместить. И самолет не смог бы подняться с двойной нагрузкой. Словом, инструктор предпочел побыстрей лететь на базу в Севастополь и организовать им помощь.

Гул мотора вскоре затих, и они, вглядываясь ему вслед, заметили очертания гор Южного берега Крыма, похожие на нежные облака. А кругом колыхались ослепительные блики на лазурной, в тон неба, бескрайней воде.

Они рассудили так: пока долетит, организует им подмогу, пока прибудет сюда катер, пройдет часов пять-шесть. Нужно было устраиваться поосновательней. С этой мыслью Зенков перебрался в свою кабину: там у них был аварийный бортпаек. К большому огорчению, он обнаружил уже успевшие размокнуть в соленой воде галеты и такой же раскисший шоколад. Все оказалось непригодным для еды. Тогда он перелез в кабину летчика, где справа от приборной доски был прикреплен белый жестяной бачок с запасом питьевой воды. Повозившись, сумел его снять и забрать с собой на плоскость. Захватил с собой еще и швартовый конец — длинную, тонкую и прочную веревку с грузом на конце, да еще съемную ручку управления в качестве подсобного, на всякий случай, инструмента.

Они смогли утолить жажду.

Но наступил вечер, и Веня с Максимом поняли: ночевать придется на крыле, ибо ночью их не найдут, если даже и будут искать.

Держась за стойки крыла, они продремали всю ночь. Вода и воздух были достаточно прогреты, и только под утро стало прохладно. Подул свежий бриз, и море заволновалось: волны пошли размеренной чередой, и некоторые из них даже вспенивались гребешками. Полотняно-реечный «остров» стал изрядно колыхаться. Левый поплавок,

торчавший из воды вверх носом, заметней погрузился. Глубже опустилась и левая полукоробка крыльев, крен увеличился.

Уцепившись за стойки, сидя на нижнем правом крыле они сохраняли бодрость духа, не сомневаясь, что их спасут в наступивший день. В самом деле, их видели, знают где они, остальное представлялось нетрудным. Появится судно, возьмет их на борт, доставит в Севастополь.

Не чувствуя на своей совести вины за случившееся, Зенков воспринимал "соленую купель" сперва как приключение. Но время меняло это настроение. Солнце, прогрев с утра им спины, днем заставило жаться под верхнее крыло, позже и эту тень прогнало в море и, озверев, стало налить прямо в глаза. От него не было мочи.

Но вот, покраснев, и солнце утихомирилось, окунулось в волны. В сумерках заблестели первые звезды, а там и черная южная ночь пришла, вторая ночь их плавания на полотняных крыльях. Ночь принесла им новые разочарования: они видели шарившие издалека прожекторы, понимая, что их ищут и, как иголку в стогу сена, найти не могут.

Теплилась еще какая-то надежда на утро. Но рассвело — и ничего вокруг. Только неутомимые волны. Много воды, а нужно экономить: к питьевому бачку лишь изредка прикасались губами.

Раньше, плавая на корабле, Веня считал, что "девятый вал" — это так… поэтическое понятие. Однако в состоянии потерпевшего ему пришлось на третий день изменить свое мнение о «девятом»… Море все более разыгрывалось, и Веня, не испытывая в душе ничего, кроме элементарного страха, с трепетом выискивал, который же этот "девятый вал"?.. Да и как было не струхнуть, когда под ударами «девятого» и прочих валов левый поплавок самолета совсем расшатался, в какой-то момент отделился от самолета и поплыл самостоятельно, гонимый ветром. Левая полукоробка крыльев круче погрузилась, и крен Достиг 45°. Глубже ушла под воду и носовая часть фюзеляжа, вместе с мотором. Над водой покамест оставались правая полукоробка плоскостей, два скрючившихся на ней человека и хвостовая часть самолета с оперением.

С риском свалиться и утонуть, держась за конец, подвязанный к стойке, Зенков подобрался к пока державшему их поплавку и путем мучительных и долгих стараний изловчился накинуть петлю на торчащее кольцо поплавка. Теперь появилась надежда не упустить поплавок, если он оторвется, и, держась за него, плыть.

А вероятность такого исхода становилась все очевидней. Волны громили хлипкий островок с возрастающим упорством, окатывая с ног до головы примостившихся на нижнем крыле, угрожая их смыть. Тут и возникла мысль перебраться на верхнее крыло. Но на нем не за что было держаться сверху, и тогда решили пробить над собой в крыле дыру, что и удалось сделать единственным орудием — ручкой управления.

Протиснувшись туда, «расчалив» себя в крыле, летчики приподнялись над волнами. Но и волны в ответ словно взбеленились. Торчащее пока над водой крыло с каждым часом все больше оседало.

К полудню волны так расходились, что некоторые их валы накрывали робинзонов даже в их гнездах. Всегда ли то был "девятый вал" — кто мог об этом теперь думать?..

Темно-зеленый, полупрозрачный, накрывал он их, грозя не дать им больше увидеть неба над собою. Мучительно долго удерживал под своим пластом. Воздуха не хватало, приходилось то и дело глотать воду, и разум иногда смирялся: "Вот так и тонет моряк!.." Но нет, спасительное небо появлялось над головой, рот жадно хватал воздух, сплевывая соль воды.