Крылья черепахи
Шрифт:
По-видимому, мое плечепожимание было истолковано Надеждой Николаевной в мою пользу. Она тотчас расцвела.
– А вон там что такое? – вовремя упредил я вопросом следующую ее реплику и указал влево. – Вроде фундамент?
– Вон те руины? Когда-то там была сауна. Только сгорела.
– А-а, – сказал я. – Пойду гляну. Я тут еще не осмотрелся. Вы извините.
Прежде чем она предложила мне себя в гиды, я уже шагал к руинам, радуясь, что так легко отделался. Не нужны мне были никакие люди, включая дам, приятных во всех отношениях. Правда, и руины горелой сауны были мне
Я не археолог и не следователь, но время возгорания сауны уверенно отнес к послеобкомовскому периоду истории «Островка». Какой бы пьяный разгул ни царил здесь во времена развитого загнивания, сгореть сауне обслуга не позволила бы. После – сколько угодно. Попарились начальник стройки санатория с прорабом... Впрочем, мое-то какое дело? Я выздоравливающий от нервного переутомления, мне не баня, а душ Шарко показан. И продолжительные пешие прогулки.
Я нашел, что остров невелик, сильно вытянут вдоль течения – примерно триста на сорок метров – и довольно высок, хотя, конечно, не выше коренного берега. Надо полагать, в самое мощное половодье вода и близко не подбиралась к «Островку».
Могучие сосны настраивали на торжественный лад. Между ними вилась узкая тропинка – как видно, иные обитатели привилегированного корпуса подчеркивали свою оторванность от остального санаторного мира, ограничивая моцион куском заснеженной суши посреди замерзшей воды.
Милена Федуловна – безусловно. Следов ее собаки вокруг тропинки было предостаточно, и я посочувствовал ей, то есть собаке. Судя по следам, местами тяжелая бульдожка в естественном стремлении к ближайшей сосне проваливалась снег по брюхо.
Помимо бульдожкиных, еще одни следы привлекли мое внимание – мелкие вдавлины в виде крохотной пятерни на подтаявшем рыхлом снегу. Они начинались от тропинки, бежали метра три вдоль нее и возвращались на натоптанное. Как раз в этом месте с сосновой лапы недавно упал пласт свежего снега, и цепочка следов отпечаталась отчетливо. Следы левой пятерни и правой пятерни, каждый не более пятирублевой монеты. Ниже пальцев – что-то вроде крошечной пятки. Не то кто-то забавлялся, не то приехал сюда с обезьянкой.
Гм. А мне-то какое дело, собственно?
На ближнем берегу какой-то лыжник развлекался тем, что карабкался «елочкой» на склон и по разъезженной лыжне скатывался с него на лед, отчаянно балансируя руками и теряя палки. Выглядело это забавно. Кто-то, пытаясь загорать, подставлял солнцу бледную спину. На середине реки одинокий рыболов гипнотизировал лунку: Матвеич или кто другой – не разобрать. Спускаться на лед я не стал, а вместо этого вернулся в дом. Предварительно убедившись, что возле входа меня не караулит Надежда Николаевна, милейшая дама с язвой желудка.
В холле меня встретил ор. Уже знакомый мне крепкий стриженый парень тащил из коридора первого этажа взбрыкивающего мальчишку, держа его на весу за штаны и воротник, а остальные присутствующие – я насчитал их четыре или пять, в том числе Феликса в вязаной шапочке и с лыжами – громко возмущались бессердечностью стриженого громилы, крупными дефектами в воспитании мальчишки и друг другом. Один толстый Леня не лез в перепалку, а откровенно веселился, колыхаясь студнем и подфыркивая. На него глухо рычала французская бульдожка Милены Федуловны, явно избрав цель не самую шумную, но самую крупную. Вот и говори после этого, что стратегическое мышление свойственно только людям.
Чувствуя, что в бедной моей голове вот-вот вновь заворочается ржавый гвоздь, я поспешно поднялся на второй этаж, оставив скандал позади, и по пути успокоил совесть, удостоверившись, что, как я и думал, мальчишке ничего не грозило. Стриженый парень молча поставил его посреди холла и удалился с каменным лицом. Полез, значит, малый куда не надо. Я вспомнил о неизвестном мне Борисе Семеновиче с манией преследования и телохранителями и перестал удивляться. Все правильно, манию надо беречь от посторонних посягательств.
Крику в холле меньше не стало, но теперь он меня нисколько не интересовал. Перед своей дверью полез в карман за ключом – в брючный левый, как обычно, – и сделал неприятное открытие: ключа там не было. В одну секунду в моей несчастной голове пробежал целый ряд неприятных картин: спешить, проклиная себя, к месту своего падения на льду (а где еще он мог выскользнуть?), искать там, скорее всего напрасно, затем тащиться в административный корпус, унижаться и клянчить запасной ключ, вероятно, платить штраф – небольшой, а неприятно... Я захлопал себя по карманам, и возликовал, обнаружив ключ в правом, курточном. Ну, это бывает, с похмелья и рефлексы отказывают... Я вонзил ключ в скважину, и тут неожиданно дверь распахнулась. Она не была заперта.
Как хотите, а это был сюрприз похлеще якобы потерянных ключей. Демон нехорошего подозрения, зашевелившийся в моей голове, был нисколько не приятнее царапающего ржавого гвоздя. А запирал ли я дверь перед уходом? Вроде да. Хотя, если честно, этот момент как-то выпал из моей памяти и вернуться назад не пожелал, сколько я ни напрягался. Э! А не пропало ли у меня чего?!
Первым делом я кинулся к сумке. Деньги, документы – на месте. Ноутбук – тоже на месте. На душе сразу отлегло и как-то потеплело. А что в сумке шурум-бурум, так это я сам вчера все перевернул, когда доставал водку и грибочки. Стоп! Где сотовик?!
Я заметался было, но вскоре обнаружил свой мобильник в складках неубранной постели. Выходило, что ничего не пропало. Но кто дверь-то открыл?
Уборщица? Я с сомнением посмотрел на стол, пол и постель. Нет, только не уборщица. Не было тут уборщицы. Неужто я все-таки сам не закрыл? Наверное, сам. Старею. Наверное, старость определяется не количеством прожитых лет, а размерами дыры в голове.
Утешив себя этим соображением, я посмотрел на часы: половина первого. Прислушался: в холле продолжали орать. Выждать полчаса и поплестись на обед? Я в сомнении пожевал губами. Пожалуй, ну его. Представляю себе здешний питательный бобовый суп. Лучше чай с печеньем, одна сигарета перед сиестой – но только одна! – и баиньки. С настежь распахнутой форточкой для окончательного просветления головы.