Крылья экстаза

Картленд Барбара

– Ну а кроме всего прочего, даже вернись они во дворец и сообщи все родителям, – нас-то им уже никак не достать! Барону придется отыскивать нас в Париже, а это напоминает поиски иголки в стоге сена, – победно закончил Кендрик.

– А теперь больше всего на свете я хочу узнать, кто мы отныне такие и как нас зовут. – С этими словами девушка вынула из ридикюля маленькую баночку. – Наверное, стоит начать изменять наружность прямо сейчас, как ты полагаешь?

– Давай, – разрешил брат.

– Кстати, мама весьма удивилась, когда увидела, в каком парадном платье я собираюсь ехать в поезде, – вздохнула

Тина и рассмеялась. – Она в очередной раз упрекнула меня в экстравагантности и заявила, что это платье и накидка предназначались для визита герцога Фэйверстоунского. – Конец фразы прозвучал в устах девушки уже печально и горько.

– Забудь о нем, по крайней мере на неделю, – поспешил ободрить ее брат. – Помни, теперь ты моя возлюбленная и помышлять не можешь о браке ни с кем иным!

– Ах, как я завидую твоим настоящим возлюбленным, – пробормотала Тина себе под нос и повернулась к маленькому зеркалу, висевшему в простенке между сиденьями. Глядя в него, она осторожно развязала под подбородком ленты изящной шляпки. Волосы под ней оказались уложены немного модней, чем это делалось обычно; локоны падали назад, можно сказать, по самой последней моде.

Виденштайн всегда гордился тем, что находится недалеко от Парижа, и благодаря тому, что большинство его жителей предпочитали французские моды, местные модистки всегда слепо копировали последние парижские костюмы, а парикмахеры всегда причесывали своих клиенток в лучшем столичном вкусе.

Старый парикмахер двора, занимавшийся прическами всех его дам не менее двадцати лет. недавно умер, и место занял его сын, который со всем пылом молодости решил, что именно прически принцессы Марии-Терезии и создадут ему мировую славу.

Эрцгерцогиня поначалу весьма протестовала против тех причесок, что делал он ее дочери, считая, что цвет ее волос и без всяких украшательств является слишком вызывающим, а потому причесывать Тину следует только в самом строгом стиле.

Но неожиданно дочь поддержал эрцгерцог, особенно когда услышал ее слова, обращенные к матери:

– Я не намерена выглядеть дурнушкой, мама, и, надеюсь, вы тоже не хотите, чтобы наш двор прослыл таким же унылым и безжизненным, как у бедной Мелани.

Говоря это. Тина прекрасно знала, что даже ее строгие родители находят свои и без того нечастые визиты ко двору старшей дочери чрезвычайно утомительными и скучными, а эрцгерцог даже как-то раз высказался в своей откровенной манере:

– Боже правый, да если бы я мог только подумать, что наш двор походит на эту могилу, я бы просто отрекся от престола!

Эрцгерцогиня, всегда относившаяся к вольному языку мужа весьма негативно, на этот раз промолчала, и вскоре вопрос о прическах принцессы был закрыт раз и навсегда.

И теперь, глядя на сестру, Кендрик думал, что в ее шелковом платье. собранном сзади пышными сборками и турнюром, украшенным оборками и плиссе, она вполне подходит для избранной себе роли.

Словно догадываясь о чем он думает. Тина обернулась, и брат увидел, что губы ее расцвели алой помадой, а и без того жемчужно-белая кожа густо припудрена.

– Ну, как я выгляжу?

– Сенсационно! – искренне ответил Кендрик. – На самом деле, ты выглядишь не то что соответственно роли, но просто бесподобно!

– Спасибо, – пропела

девушка. – А когда мы доберемся до Парижа, я еще подкрашу и ресницы. В поезде это сделать просто невозможно, потому что рука может сорваться и тушь попадет в глаза. – Она уселась напротив брата. – А теперь расскажи мне подробно, куда мы направимся в Париже и что будем там делать.

– Первым делом, – с пафосом начал Кендрик, – позволь мне представить тебе виконта Вийерни…

Девушка удивленно посмотрела на брата.

– Но ведь… он реально существующий человек!

– Знаю. И тем умней с моей стороны будет представиться именно им.

– Ах да, настоящий виконт сейчас пребывает где-то на Востоке, – вспомнила Тина. – Но вдруг кто-нибудь в Париже знает, как он выглядит?

– Вряд ли. К тому же, как нам известно, французы – страшные снобы и даже спят с «Готским альманахом» под подушкой, а потому, возьми я фальшивое имя, как намеревался сначала, меня быстро разоблачат как самозванца.

– Понимаю, – согласилась Тина. Старый же виконт де Вийерни являлся другом их отца и был человеком крайне утонченным, впрочем на свой лад, и занимался собиранием всевозможных раковин, о которых писал книги, читаемые, разумеется, только моллюсковедами. Коллекция его была всемирно известна, и детям герцога позволялось приходить для ее осмотра.

По обстоятельство, радовавшее наследников куда больше, чем сами раковины, заключалось в том, что виконт был еще и страстный гурман, подававший на стол нежнейшие пирожные. Он даже настаивал на том, чтобы им, несмотря на юный возраст, наливали по бокалу отличного вина. И когда два года назад виконт умер. Тина была опечалена совершенно искренне.

Сын его унаследовал и титул, и коллекцию, но предпочитал жить не на родине, а на Востоке, где, как шепотом передавали друг другу в Виденштайне, у него были весьма странные и туманные интересы.

Вспомнив все эти обстоятельства, Тина поняла, что Кендрик абсолютно прав, присваивая себе титул, который не вызовет никаких вопросов, и что действительно вряд ли в Париже им встретится человек, знающий последнего виконта де Вийерни.

– А кто же я? – поинтересовалась она.

– Ты, конечно, не имеешь в реальности никакого двойника, – заявил брат. – Хотя, без сомнения, очень много мужчин хотели бы лицезреть такого двойника снова и снова. – Па ярких губах сестры мелькнула быстрая улыбка, и Кендрик продолжил уже более конкретно: – Теперь слишком многое зависит только от тебя. Тина. Мы оба прекрасно знаем, что у меня не было ни малейшего права вовлекать тебя в эту авантюру, а если ты попадешь из-за нее в какую-нибудь неприятность, то одному Богу известно, что сделает за это со мной отец.

– Но с какой стати мне попадать в неприятные истории? Я буду вести себя совершенно так, как нужно. А хочу я совсем немногого – посмотреть Париж и чуть-чуть поразвлечься.

Представив возможные последствия этих развлечений, Кендрик вздрогнул, но мосты были уже сожжены, да и ему самому никак не хотелось бросать сестру в скучном Эттингене, наслаждаясь в это время всеми удовольствиями парижской жизни.

– Я подумал о твоем имени и решил, что оно должно звучать немного театрально…

– Б таком случае я просто могу воспользоваться своим домашним именем.