Крылья феникса
Шрифт:
«Опять церемония», – промелькнуло в мыслях.
Почему-то одно это слово теперь заставляло меня невольно вздрагивать.
Когда мне были выданы все необходимые инструкции и леди Нейль сообщила, что больше меня не задерживает, я решила прояснить для себя самый главный, не дающий мне покоя вопрос.
– Могу я спросить? – произнесла, прежде чем уйти.
Мне благосклонно кивнули.
– Во время церемонии я заметила, что все были… удивлены, когда прозвучало мое имя. Могла ли произойти ошибка?
Я отдавала себе отчет, что вопрос задала скользкий. Отвечая на него, леди могла косвенно подтвердить, что все места на факультете ниллэ, – в том числе и то,
Чего я не ожидала, так это того, что леди Нейль ответит мне прямо, даже не пытаясь скрыть правду хотя бы ради приличия.
– Вы ведь понимаете, как все происходит, – не меняя тона, спокойно произнесла она. – В чудеса верят либо дети, либо глупцы. Вряд ли Пресветлому есть дело до того, кто станет обучаться на факультете ниллэ. На вашем месте сегодня должна была оказаться Люция Бэйрси. Сейчас проходит разбирательство того, что произошло. Но даже если по чьей-то халатности была допущена ошибка, вы уже приняты в институт. Право обучаться у вас никто не отнимет.
Дав мне время осмыслить сказанное, леди Нейль добавила:
– На мой взгляд, даже хорошо, что все вышло именно так. Бедная сирота из низов, поступившая на факультет ниллэ, – отличный повод воспрянуть духом для широкой общественности. В нынешние неспокойные времена это как никогда важно.
Не требовалось пояснять, что она подразумевала под «неспокойными временами». С каждым годом прорывы случались все чаще, а ночи становились длиннее. Семимильными шагами надвигалась осень, день сокращался, но дело было не только в этом. Просто тьма подступала все ближе, находила в защитном барьере лазейки и сеяла страх в людских сердцах. В связи с этим любое радостное событие ценилось еще больше.
– Надеюсь, не нужно предупреждать, что обсуждать с кем бы то ни было последнюю часть нашего разговора не следует? – выразительно приподняв тонкую бровь, задала риторический вопрос леди Нейль.
Риторический вопрос на то и риторический, что ответа на него не требуется. Поэтому я только кивнула.
– И, к слову, – добавила она напоследок, – девушке вашего положения наладить отношения с однокурсницами, возможно, будет сложно. Мой вам совет: не вступайте ни с кем в конфликты и сосредоточьтесь на учебе. Вы получили редкий шанс. Не упустите его.
Повторно кивнув, я попрощалась, снова изобразив некое подобие реверанса, и покинула шатер. Разговор оставил противоречивые ощущения, как и сама леди Нейль. Но в одном она была права: раз уж мне выпал один шанс на миллион, я вцеплюсь в него хваткой тетушки Эльзы и сделаю все, чтобы преуспеть.
Последние дни лета промелькнули как одно мгновение. Доделав все заказы, я обошла несколько небольших магазинчиков, где купила все, что мне могло понадобиться для учебы. Как и посоветовала леди Нейль, дорогостоящие тетради с тисненой бумагой и самопишущие перья заменила на дешевые аналоги, как и некоторые другие вещи. Самым забавным в эти дни мне казалась резкая перемена в отношении опекунов. Тетушка Эльза буквально из кожи вон лезла, чтобы продемонстрировать свои любовь и заботу, что не вызывало у меня ничего, кроме тщательно скрываемой улыбки. Сразу после моего возвращения домой в день церемонии у нас на кухне был накрыт стол, к которому меня впервые за десять лет пригласили. Если бы не вкусные пирожные, купленные тетушкой в хорошей пекарне, я бы, наверное, не выдержала ее трескотни и ушла на чердак.
Понимая, в каком положении я теперь оказалась, опекуны всячески старались вызвать мое расположение. Ну не смешно ли, после стольких-то
Первый день осени начался для меня засветло, а когда солнечные лучи коснулись столицы, я готовилась отправиться навстречу своей новой жизни. Все немногочисленные вещи были заранее сложены в старый чемоданчик, приютившийся у двери. Сегодня я надела свое лучшее платье – простого кроя, но из добротной желтой ткани. Его я сшила к своему прошлому дню рождения, решив, что хотя бы один раз за долгие годы могу сделать себе подарок. С того времени повода его надеть не представлялось, а теперь это платье пришлось очень кстати.
Из напольного зеркала в потертой деревянной раме на меня смотрела девушка, в глазах которой отражались одновременно и страх, и решительность – такой вот парадокс. Выгоревшие за лето и оттого еще больше порыжевшие волосы я собрала в низкий хвост, перевязав его желтой лентой. Тетушка Эльза расщедрилась мне на новые туфли и даже чулки. И теперь, одетая в обновки, я казалась себе почти что принцессой. Смешно, конечно, но я и правда никогда не видела себя такой.
Прежде чем уйти, обвела прощальным взглядом чердак – неизвестно, когда сюда вернусь. Пусть крыша временами подтекала, а зимой, находясь здесь, я куталась в несколько одеял, но все равно любила эту комнатку. Здесь было мое маленькое царство, наполненное стрекотанием швейной машинки и окутанное рассеянным светом, приникающим сквозь небольшое чердачное окно.
– Пока, толстяк. – Я сгребла Кота в охапку и уткнулась носом в его пушистую рыжую шерсть.
Избалованным гурманом он, конечно, не был и толстым казался исключительно благодаря пушистости.
– Мя-а-ау, – протянул Кот с такой вселенской печалью, словно в самом деле понимал, что нам предстоит надолго расстаться.
– Забрала бы тебя с собой, да только кто тебя в институт пустит? – вздохнула я. – Надеюсь, тетушка будет тебя кормить. А если и не будет, все равно не пропадешь. Ты же у меня такой славный охотник!
На этот раз Кот мяукнул снисходительно – мол, конечно, хозяйка, само собой.
Выходя из дома, я знала, что только по этому комку шерсти и буду скучать. Как притащила его – грязного, изможденного котенка, найденного в подворотне, – домой, когда мне было шесть, так с тех пор к нему и прикипела. И даже тот факт, что именно от него в то время подцепила заразу, наградившую меня ненавистными ямками на лице, моей любви к нему ничуть не умалял.
Опекуны сподобились проводить меня до самой остановки, где я села в омнибус. Такой способ передвижения был самым дешевым, поскольку вместо лошадей омнибус тащили кокрэны – этакие большие черные куры. Черный цвет у нас никогда не жаловали и старались его избегать везде где только можно. Но все попытки вывести кокрэнов другой масти заканчивались полным провалом. Куры, пусть даже большие, – существа, может, и глупые, но крайне упертые. Как были черными, так ими и оставались.
Институт аэллин поражал своей красотой еще издали. Трясясь в омнибусе и периодически задерживая дыхание из-за сидящего рядом, источающего «потрясающий» аромат мужичка, я смотрела в небольшое окошко, за которым виднелись приближающиеся золотые башни. Именно они – высокие, сложенные из ныне дорогого, отливающего золотом камня, первыми бросались в глаза. На высоких шпилях развевались флаги с огненно-золотой птицей – символом института, который одновременно являлся и общим знаком самих фениксов. Институт располагался на возвышенности, попасть внутрь можно было, либо поднявшись по одной из ведущих к нему дорог, либо по воздуху – верхом на григаннах или в запряженной ими же карете.