Крылья к резюме обязательны!
Шрифт:
Джер тоже изображал образцового жениха: никаких публичных скандалов... Я, конечно, не сомневалась, что у него есть интрижка, а может, и не одна, но, как выражалась моя мама, пока это не достояние общественности, этого и нет.
И вот сегодня такой плевок мне в лицо. Я хотела сначала уничтожить чарографию. А потом подумала: это же отличный повод, чтобы разорвать помолвку! К тому же в таком свете моя практика в Долине Холмов будет логичной: расстроенная изменой невеста уехала из столицы, подальше от предателя-жениха.
Мне нужно будет лишь остаться у дивных. На пару лет. И, думаю, с этим проблем не возникнет. Артефакторы –
И я повесила снимок обратно на прищепку.
А потом посмотрела на мирно спавшего щуплого журналиста, на его ботинки и…
Когда корабль причалил, дверь каюты открылась. На пол ступили коричневые репортерские ботинки. Правда, сейчас в них был не журналист, а я. Плащ репортера сидел на мне мешковатo, но это не столь сильно бросалось в глаза. Шляпа, очки, что позаимствовала у новостника, - я оказалась серой мышкой среди других журналистов, что спешили на берег. Безо всякого отвода глаз, который порой может не скрыть мага среди своих коллег, а лишь привлечь к нему больше внимания.
Идя по нижней палубе, я щелкнула пальцами, снимая собственные заклинания стазиса и сна. Надеюсь, папарацци успеет со своей сенсацией. И, как выяснилось чуть позже, он таки действительно успел.
Уже садясь в машину, я увидела, как мчится по трапу, а потом и по набережной в сторону неприметного серого чабиля знакомый тип, сверкая красными, в желтую полоску, носками и прижимая к груди стопку снимков.
А я, усмехнувшись, подумала, что этот вечер не такой уж и отвратительный…
И так я думала вплоть до следующего утра, когда проснулась с дикой болью в горле. Все же купание в холодной воде дало о себе знать. Теперь из всех приемов ораторского искусства я могла использовать лишь выразительное молчание.
И молчала все то время, пока мама выговаривала о моей безответственности. Как?! Как я могла уйти с приема столь возмутительным образом, ни с кем не попрощавшись, поправ нормы этикета?! Что на это скажет мой отец, который был вчера явно недоволен моим поступком? Для нее сейчас это было единственным по-настоящему важным. Ведь за проступки дочерей наказывались не тoлько, собственно, дочери, но ещё и герцогиня файн. Как та, которая плохо нас воспитала и допустила конфуз. Папа легко мог урезать ей расходы на неделю, а тo и две. А для той, кто привыкла ни в чем себе не отказывать, это было серьезным ударом. И маму это не устраивало.
Она не скрывала, что вышла замуж за отца по любви. К деньгам.
Чуть больше двадцати лет назад красавица-графиня из обнищавшего рода, вынужденная работать секретарем, с радостью согласилась на предложение герцога Файна стать его супругой. Еще бы: не дряхлый старик, а статный красавец, при деньгах, положении… А то, что у него характер тяжелый, как могильная плита… Так должен же быть у почти идеального жениха хоть один маленький недостаток!
В общем, для той, у кого из приданого были одни безупречные манеры, воспитание, милое лицо и куча семейных долгов, этот брак стал отличным вариантом. Мама приняла правила игры – быть блистательной великосветской дамой, чья pепутация вне подозрения, и подарить отцу наследников. С последними, правда, не сложилось. Родились мы с Тиной. Но тут уж, как говорится, претензии не к нам с сестрой, а к производителям.
– Нечего ответить?! – под конец своей тирады раздраженно спросила мама, тем выдернув меня из размышлений.
За свою жизнь я приобрела много умений, в том числе и делать вид, что внимательно слушаю собеседника, и думать о своем.
– Я болею, - просипела, высунув заложенный нос из-под одеяла.
Родительница словам не поверила. Полoжила ладонь на лоб, потребовала открыть горло и, лишь убедившись, что я не симулирую, вызвала лекаря. Все же серьезное недомогание могло быть оправданием моего поведения в глазах отца. А это значит, что и ее не ждут финансово-карательные меры.
К слову, папа, узнав, что я заболела, ничего по поводу вчерашнего не сказал. А вот мама промолчать не смогла. Правда, высказывала она свое возмущение не отцу (герцогиня самоубийцей собственного благосостояния не была), а прибывшему врачевателю.
Семейный целитель осмотрел меня и поинтересовался, как будем лечиться: с помощью магии или без?
В первом случае я уже через пару часов забуду о простуде, но тогда на неделю стоит воздержаться от применения дара, а после ещё и придется заново балансировать энергетические каналы из-за вмешательства чужой энергии. Вот только для артефактора, оперирующего тонкими настройками магомеханизмов, любой сдвиг контура источника силы мог грозить дрогнувшим вектором плетения и, как следствие, поломкой магомеханизма, с которым чаротехник рабoтал.
Во втором случае – валяться мне в постели с настойками и эликсирами вплоть до дня защиты диплома. Зато магия будет при мне!
– Давайте лучше противные микстуры и порошки, - просипела я.
Целитель понимающе и, как мне даже показалось, одобрительно усмехнулся и выписал целый список. Его он и озвучил родительнице, присовокупив:
– И не забудьте про усиленное питание. Вашей дочери не мешало бы прибавить пару фунтов. Для организма юного мага это не повредит.
– Как… усиленное?! – подавилась вздохом мама. – Ей, наоборот, нужно сбросить! У нее на свадьбе должна быть идеальнo тонкая талия. Уже и платье у лучшего модельера столицы для этого заказано, - тоном специалиста по похудению, который считает, что все съедобное – вредно, заявила мама.
– Если вы продолжите в таком же духе, то к алтарю ваша дочь прибудет не только в элитнутом свадебном платье, но и в гробу, – отчеканил врачеватель. Вот за что я его любила,так это за то, что в отличие от многих он никогда не был подобострастным ни перед отцом, ни перед матерью. А целитель меж тем продолжил: – Герцогиня, в отличие от вас, ваша дочь – маг, - он наcтупил на больную мозоль родительницы, которая дара была лишена.
– И ей требуется гораздо больше энергии. Я не единожды уже это говорил. Но вы предпочитаете каждый раз об этом забывать. Поэтому, полагаю, мне нужно будет повторить свои рекомендации герцогу. Надеюсь, у него с памятью получше.
– Не нужно. Я вас услышала, - процедила мама. И прозвучало это средним между «спасибо» и «идите на фтырх».
Целитель удалился, а после мне впервые за долгое время было позволено есть все, что хочу, и в неограниченном количестве. Но вот подлость: ничего не хотелось. Только спать. Чем я и занялась.
А пoтом были то ли видения,то ли реальность, когда меня тормошила горничная Сита, а потом и Ти вливала в горло, по ощущениям, расплавленный свинец, а ещё смутно, в полудымке, лицо отца, которое растворилось в тумане, оставив после себя только сурово поджатые губы, а затем у моего полубреда и вовсе появился сладковатый привкус ужаса.