Крылья нетопыря. Часть II. Трон из костей
Шрифт:
– А говорят…
– А вот ещё…
Чем дальше слушал их Арей, тем нелепее начинались истории, но главное бывший купец всё же выбрал: берсерки не обзавелись своим порогом, значит, либо не собирались оставаться здесь надолго, либо – и это скорее всего – они боялись. Боялись, что с ними что-нибудь сделают во сне, когда они беззащитны. Значит, у них всё же есть слабые места.
– А почему их не прихлопнули, пока спали поодиночке? – спросил Арей Элефант.
– Пытался один. Он ночью подкрался к спящему берсерку, занёс над ним топор…
– И чего?
–
Бабы заохали так, будто каждая присутствовала при этом лично.
Итак, спали берсерки, судя по всему, по очереди. Значит, как Арей и подозревал, местный народец не испытывает к ним такой уж сильной любви, как уверяет при свете дня.
– А что они вообще у вас тут забыли? – вдруг спросил Арей.
Женщины уставились на него в полном недоумении. Лютич пояснил:
– Ну, почему они не у себя? Они же берендеи, что берсерки забыли в неревских землях? Князь их позвал? Или народ?
Женщины переглянулись и принялись расходиться. Кто-то говорил, что не знает, и тут же исчезал. Кто-то убирался подальше, не сказав ни слова. Кто-то – Арей не понял кто – прошептал ему на ухо, что никто их сюда не звал. Но стоило бывшему купцу обернуться, рядом с ним никого уже не было.
Последней ушла старуха в платке узлом вперёд. На прощание она обронила:
– Не задавал бы ты тут таких вопросов, милай. Кошка скребёт на свой хребёт.
И ушла.
– Да, – вздохнул лихоборец, глядя ей вслед. – Те, кто должен бы нас защищать, рано или поздно превращаются в ещё большую угрозу.
Арей вытянул ноги из прохладной воды и принялся наматывать онучи.
Образа святых со строгими лицами взирали со всех сторон. Людей в церкви было мало, отчего Добронрав чувствовал себя ещё глупее. Он всё ещё не определился до конца, была ли хорошей идея поставить свечу за здравие лесной нечисти, но уже стоял перед центральным аналоем. Там он помолился, как умел, и перешёл к иконе Златоуста Заступника. Перед ним он тоже про себя прочёл молитву, лишь слегка шевеля губами, перекрестился накосую и замер в нерешительности. Обычно свечи за здравие ставились перед иконой собственного покровителя прихожанина, но какой святой покровитель может быть у птицы сирин?
Решив, что Господь всеблагой не должен быть против того, чтобы испросить у него милости для твари, спасшей жизнь правоверной душе, даже если эта тварь – птица сирин, Добронрав подошёл к стоявшему особняком кандилу и зажёг свою свечу от тех, что уже горели на нём. Со словами «Ниспошли ей, Господи, здравия и всякого благополучия за избавление от смерти раба твоего Добронрава» мальчишка вставил свечу в полагающееся для того углубление.
И свеча погасла.
Тогда Добронрав зажёг ещё раз и поставил.
Тот же итог.
Мальчишка стиснул зубы и зажёг снова.
– Скотина! – вполголоса выругался он, когда свеча опять потухла.
Те редкие прихожане, что оставались в церкви, стали на него оборачиваться.
Добронрав покраснел и быстренько отошёл от кандила. Решив, что со свечой что-то не так, он не поленился и купил ещё одну, но и эту постигла та же участь. Свеча гасла, как только соприкасалась с поверхностью церковного подсвечника.
Добронрав вздохнул и запрокинул голову. Прямо над ним висело массивное паникадило, сплошь укрытое свечами. Раскалённый воск скатился по кованым узорам и упал точно мальчишке на лоб.
В кузнице было жарко, как в пыточной дедера, и так же громко. У Добронрава заложило уши, как только он вошёл. Кузнец Тороп, заметив боярского сына, отставил кувалду и махнул подмастерью, чтобы заменил его у наковальни. Сбросив грязные от масел и сажи верхонки, кузнец заткнул их за кожаный фартук и подошёл.
– Поздорову тебе, боярич! Чего надобно?
– Здравствуй, Тороп! Я быстро. Вот такую штуку для меня сработаешь? – Добронрав вытянул перед собой раскрытую ладонь, на которой лежал маленький металлический цилиндр, полый внутри. С одной стороны он был скошен чуть под конус.
– Хм, – Тороп нахмурился и принялся разглядывать металлическое изделие. – Что это?
– Там. Надо, – уклончиво ответил мальчишка.
– Понятно. Дел у меня и своих вдосталь. Коли время будет, гляну твою ерундовину. Загляни ввечеру.
– Хорошо! – выпалил счастливый мальчишка и тут же умчался.
Он и так опаздывал на занятия к Епифану. Наверняка тот уже полоскал свои розги.
Добронрав ещё никогда так сильно не ждал вечера. После уроков письма Епифана Радомиловича у него болела задница, а после поединка с Ратибором Ослябьевичем – всё остальное. Боярич еле волочил ноги, но в условленное время постучался в дверь Торопа.
Ему открыла ясноглазая красавица Зарема – дочь кузнеца. Она была на три года старше Добронрава и грядущей весной собиралась замуж. Мальчишка всегда робел в её присутствии, вот и в этот раз он с большим трудом вымолвил, что ему нужен кузнец. Девица, конечно, знала, зачем явился боярич, но ей каждый раз доставляло удовольствие смотреть на его страдания. Впустив ночного пришельца в сенки, девка ушла за отцом.
Добронрав устало привалился к косяку и закрыл глаза. Так он и стоял до тех пор, пока не раздался звук приближающихся шагов и перед мальчишкой не возник кузнец. Тогда Добронрав вздохнул и разлепил веки.
Тороп вытянул перед собой руку и улыбнулся.
– Я подумал, что тебе, боярич, может потребоваться несколько.
Мальчишка просиял при виде десяти мелких, скошенных с одной стороны цилиндров.
– Спасибо, Тороп! Я твой должник! Только вот… есть ещё одна просьба.
Отец был вне себя. Он метался по светёлке, как зверь в клетке, и потрясал кулаками.
– Что ты за позорище такое? – ревел Велюра Богумилович. – Сначала он позволяет этим мироградским мудакам вышвырнуть себя на улицу, как какую-то дворнягу, а потом ещё и шляется неизвестно где!