Крылья огня

Тодд Чарльз

На долю секунды Ратлиджем овладело искушение поймать Кормака на слове. Ратлидж придушил свое желание, полицейский в нем наголову разбил солдата, который быстро подсчитал все за и против. Он услышал, как заворчал Хэмиш, когда полицейский победил. От удовольствия или сожаления? Ратлидж так устал, что ему было все равно.

–

А может, судья с радостью вынесет смертный приговор безродному ирландцу, который ухитрился обмануть половину Сити? – ответил Ратлидж и медленно, с трудом встал на ноги. Сначала потянулся к руке Кормака, но потом передумал, схватил его за воротник и швырнул на колени.

Кормаку с трудом удалось встать. В последний миг он собрал все силы, выпрямился и посмотрел Ратлиджу в глаза.

Люцифер побежден, но не сломлен… Пока еще не сломлен.

Ратлидж увидел вдали фигуру констебля Долиша; он смотрел на них сквозь завесу дождя и кричал:

– По-моему, они там!

Инспектор Харви побежал к ним. За ним по пятам следовали Смедли и Рейчел. У Рейчел что-то было в руках – Ратлиджу показалось, что пледы. Внезапно она поскользнулась и съехала вниз.

Кормак развернулся к ним лицом. Он только улыбнулся, когда Харви защелкнул наручники на его мокрых запястьях. Наблюдая за происходящим, Ратлидж со всей силы обхватил себя руками. Судебный процесс в самом деле будет ужасным. Трагедия, по мнению Ратлиджа, заключалась в том, что убийцу невозможно обвинить в том, что он обрек многих людей на мучения. Его приговорят только за гибель тех, кого он уничтожил. Смедли прав: для жителей Боркума ничего еще не кончено. Как не кончено для Рейчел и Сюзанны. И даже для Оливии, Николаса и Розамунды…

«И для тебя тоже. Готовься к бою в суде», – предупредил Хэмиш.

«Пусть только попробуют!» – ответил Ратлидж.

Рейчел

вскинула голову и, схватив его за руку ледяными пальцами, спросила хриплым шепотом:

– Я должна знать. Кого любил Николас – меня или Оливию?! – Слова как будто вырвали у нее клещами; как будто им нельзя было выплывать на поверхность из мрака ее ужаса. Она не выпускала их… до сих пор.

Ратлидж покачал головой. И, бесконечно сострадая ей, сознательно солгал:

– Он не хотел, чтобы Оливия умирала в одиночестве. Для такого шага требуется огромное мужество. Вы должны простить его.

Она низко опустила голову и заплакала.

Кормака увели. Рейчел, решительная и бледная, зашагала в деревню следом за Смедли. Ратлидж остался на мысу один. После шторма и грозы стало холоднее, и он закутался в принесенный Рейчел плед и заковылял туда, где когда-то нашел кострище. Теперь даже его очертания заросли травой, а пепел давно смыло дождями.

Теперь Ратлидж точно знал, что погибло здесь, в костре, который развел Николас. И почему Оливия и Николас выбрали безлунную ночь для того, чтобы со всем покончить.

Любовь, которую они не могли разделять.

Когда-нибудь потом…

– Я завидую вам обоим, – тихо произнес Ратлидж, глядя на Тревельян-Холл, на комнату, в которой они умерли.

Когда он повернул к Боркуму, ветер последовал за ним, но Ратлидж этого не сознавал. Он задержался в конце аллеи и еще раз посмотрел на дом, стоящий у мыса. Он был темный, молчаливый, построенный рукой человека и ранимый и все же каким-то образом обладающий собственной благодатью.

Неизвестно откуда пришло сознание: Оливия наконец обрела покой.

Ратлидж понимал, что Оливия еще долго не отпустит его…